– Ты думаешь, что у нее не хватит здравого смысла увидеть его насквозь?
– Конечно же, я так не думаю. Я не доверяю твоему другу: боюсь, что он не примет «нет» в качестве ответа.
И это, в конце концов, испортило аппетит Дэниела.
Вскоре после ужина они покинули бал, леди Кора прижала руку к глазам и объявила, что у нее болит голова. В экипаже она заснула, но, скорее всего, от шампанского, чем от боли. Сюзанна зевнула и предпочла собственную постель возможности выпить чаю с Кори и Дэниелом, который все еще был голоден.
Добсон вкатил чайную тележку и встал рядом с ней, ожидая послушать о том, как прошел вечер, предположил Дэниел, и почему он так рано закончился.
– Больше нам ничего не нужно, – проговорил Дэниел. Он не собирался извиняться перед напыщенным слугой, только не тогда, когда ему нужно было придумать, как рассказать Кори о близкой катастрофе.
Она разливала чай. Кори выполняла этот ритуал так же изящно, как и его матушка, отметил он, не проливая ни капли и не потревожив ни одной ложечки. Скрюченные пальцы не мешали ей идеально держать хрупкие фарфоровые чашки.
– Сахар?
– Пожалуйста. – Дэниел направился к буфету и взял хрустальный графин. Он вспомнил, когда в последний раз пил чай наедине с ней, и спросил:
– Не желаете ли немного бренди в свой чай?
– Неужели мне оно понадобится, чтобы выслушать то, что произошло на балу?
Он налил щедрую порцию бренди ей в чашку.
Между тонкими ломтиками хлеба с джемом, миндальным печеньем и несколькими кусками кекса с маком – ничто из этого не было таким аппетитным, как те кусочки, которые он оставил недоеденными на тарелке в Хэйг-Хаусе – Дэниел рассказал ей о камердинере, кузене Хэйга и о герцогине. Затем он поведал Кори о том, что было сказано, на тот случай, если ей придется повторять кому-то эту историю. Конечно же, они все должны рассказывать одно и то же.
Мисс Эббот побледнела и ее нижняя губа задрожала. Что же это происходит с женщинами, если при первых признаках кризиса, даже если катастрофу удалось предотвратить, они начинают дрожать и расклеиваться? Сначала его матушка и ее приступ дрожащего века, затем – Сюзанна и ее заложенный нос. А теперь Кори. Он надеялся, что она сделана из более прочного материала, потому что, безусловно, сам он из него сделан не был. Дэниел налил еще пару капель бренди в собственную чашку.
– Вы ведь не собираетесь снова плакать, не так ли?
Девушка отрицательно покачала головой, отчего одна слеза упала ей на щеку.
– Вы все сделали это? Вы солгали ради меня?
– Мы не могли рассказать правду, не так ли?
– Но в вашей семье никто никогда не лжет.
– Полагаю, что теперь мы лжем, хотя не могу сказать, что я наслаждался тем, как это происходило.
– Представляю, это, должно быть, задело ваши чувства – вам пришлось отступить от своих убеждений, чтобы защитить меня.
Дэниел понадеялся, что она никогда не узнает, что ему на самом деле пришлось ощутить.
– Что ж, давайте надеяться, что необходимость в этом больше никогда не возникнет.
Кори вытерла влажную щеку и уставилась в чашку, словно пытаясь прочесть там свое будущее.
– Я никогда не смогу отблагодарить вас за то, что вы сделали.
Он подошел к дивану, на котором она сидела.
– Знаете, нам пришлось это сделать. В противном случае нас бы вышвырнули оттуда за ухо.
– Нет, из общества изгнали бы только меня. Вашу семью с радостью приняли бы обратно – без меня.
– Сомневаюсь, что матушка поехала бы туда, где вам были бы не рады. Или Сюзанна.
– Какие они хорошие друзья. Верные. – Она начала копаться в ридикюле, но вспомнила, что одолжила свой носовой платок Сюзанне.
Дэниел вручил ей свой, тот, на котором настоял Довиль. Теперь он знал почему.
Кори промокнула глаза.
– И вы тоже были верны своей семье. Я высоко ценю вашу жертву.
– Не думайте об этом. Это было не так уж и страшно. – К этому времени сыпь уже почти прошла. Холодная ванна, если добавить в нее немного овсянки, вероятно, вылечит все остальное. Довиль, возможно, удивится, но слуга слишком ценит свое положение, чтобы задавать вопросы. Дэниелу всего лишь нужно будет сказать, что подобная ванна полезна для его кожи, и пусть камердинер считает, что он прихорашивается для завтрашнего дня.
