'Ебт... когда успели?'
'Ну дак... начали при Самом, при Хруще продолжали, при Брежневе тоже... садимся?'
'Садимся, садимся...'
А ехали всё же недолго... минут десять. Бежали в свете лобового прожектора побелённые стены со змеящимся кабелем, мгновенно исчезающим во тьме, мелькали арочные бетонные крепи ...
А потом перед Лаврентием Павловичем встала слева по ходу серая стена. Мешки. В четырнадцать рядов, друг на друге...
'Это чего?'
'Сахар.'
Лаврентий Павлович зажёг свой фонарь на каске и посмотрел вдаль... свет фонаря терялся в непроглядной тьме, бессильно рассеиваясь. Только рельсы, уходящие в непроглядный мрак, поблескивали.
А пока света хватало- вдаль уходили всё мешки... мешки... мешки...
'Да. Вот это я понимаю- закрома Родины! Будем отгружать.'
'Разворуют!'
'Ну не сразу же... на пару дней хватит? А там и меры психологического воздействия подействуют... Так что будем грузить!
Одно только я не понимаю:куда вы землю при проходке тоннелей девали?!'
'Тарили в мешки и вывозили в обычных товарных вагонах...'
20 августа 1991 года. Двадцать один час десять минут. Московская область.
Щелковский район, посёлок Медвежьи Озёра.
'Да ничаво...'
'Не понял Вас, товарищ генерал -майор...'
Заместитель командующего ВДВ по боевой подготовке генерал-майор Лебедь сильно, с досадой затянулся смятой беломориной (фабрики имени Урицкого) : 'Байка есть такая... про русский характер.
1905 год. Взбунтовавшиеся мужики с косами, вилами, цепами подвалили к барской усадьбе. Загомонили...
На крыльцо вышел барин в халате,в феске и шлепанцах. Под мышками - по ружью.
Сделал многозначительную паузу и, когда наступила мертвая тишина, спросил: "Ну, чаво?".
Толпа понурила головы и начала растекаться. Через несколько минут перед усадьбой никого не было.
Вечером в кабаке сидел мужик, перед ним стояла пустая бутылка, в стакане остатки водки, краюха хлеба, луковица...
Мужик поднял стакан, посмотрел на него осоловелым взглядом и вдруг взъярился: "Чаво, чаво? Да ничаво!"
И немедленно выпил.'
'Не понял, тщ...'
'Слушай, ты какой-то сегодня не такой... думай сам. Вызывал меня сегодня Ачалов... спрашивал, пошто я живой. Ответил ему, что помирать - не вижу пока оснований...'
'?!'
' Вот и я тоже - слегка удивился. Выяснилось, что средства массовой информации усиленно распространяли слух о том, что 19-го я переметнулся - к кому, не указали, а 20-го начали распространять такой же ничем не подтвержденный слух, будто я застрелился, из чего- не уточнили.
А потом ещё распустили слух, что я был захвачен заложником защитниками "Белого дома", уже после того, как я, естественно, застрелился...'
'Бл...'
'Согласен.
А потом вдруг спрашивает меня Ачалов- взял бы я Белый Дом, коли б на то был приказ?
Докладываю- Взял бы
Он меня подначивает- Это как же? У них защитники, у них баррикады...
Отвечаю- С двух направлений в здание вгоняется 2-3 десятка ПТУРов без особого ущерба для окружающей его толпы. Когда вся эта прелесть начнет гореть, а хуже того, дымить, а в дыму сольются воедино лаки, краски, полироль, шерсть, синтетика, подтяни автоматчиков и жди, когда обитатели здания начнут выпрыгивать из окошек. Кому повезет-будет прыгать со второго, а кому не повезет-с 14-го...
Подумавши, мы с ним согласились. Это было ясно. Неясно было другое: на кой черт это надо было бы и главное кому ?'
'Это риторический вопрос?'
'Так точно. Во-первых. За всем этим беспорядком чувствовалась чья-то крепкая организационная воля ...
Во-вторых, и это было главное, я это ощутил, даже сидя в кабинете командующего, на аэродромах в Чкаловске и Кубинке творилась дикая чехарда. Болградская дивизия три года пролетала по "горячим точкам" и уж с таким опытом, даже при удовлетворительном подходе к делу, могла высадиться куда угодно. А тут самолеты сбивались с графика, шли вразнобой, заявлялись и садились не на те аэродромы. Подразделения полков смешались, управление было частично нарушено. Комдива вместо Чкаловска посадили в Кубинке... ну , думаю, и хрен с ними...
