Забылся и Сергей Андреевич… С бьющимся сердцем, в своем негнущемся плаще, предельно утомленный. И старался не шевелиться лишний раз во сне, чтобы шуршанием плаща не напомнить коту скребущихся мышей: чтобы тот не принялся ловить мышей прямо на Кочеткове. Чтобы коты и мыши… коты и мыши… и пудра! Бред какой… Кочетков уснул.
3. ПЕРЕЕЗД
Переезжали долго и утомительно. Бессвязно как-то переезжали… И решительные меры нового зава не очень помогали распутывать кучу мелких неувязок.
Дней через десять, когда почти забылись слова ученого секретаря о переезде и намерении покончить наконец с несуразным отделом на Солянке, артелькой какой-то, когда все это уже почти забылось, пришли сметчики из СМУ, с ними представитель грузовой конторы, прикинуть объем перевозок, и наш понурый институтский хозяйственник Прокопчук.
Всем своим видом Савелий Сидорович Прокопчук показывал, что хозяйственной частью у нас в НИИ можно заниматься только с горя. Усталые его веки покосившимися шалашиками нависали над печальными глазами, углы рта были безнадежно опущены. До сих пор его деятельность в отделе выражалась только в отсутствии деятельности: в нашем отдаленном полуподвале на Солянке он обычно затевал весеннее мытье окон в середине лета, а полотенца в клетушке с буквами «м» и «ж» (все вместе) присылал менять примерно раз в три недели. И мы считали, что в таком солидном и раздумчивом человеке, как наш хозяйственник, это было неспроста, на философском, что ли, уровне: зачем их менять, если все равно будут сырыми и серыми?
Прокопчук лично обмерил все вокруг вместе с бравыми ребятами-сметчиками, не спеша поразмыслил над узловыми цифрами и итогом. И что-то подправил в расчетах. Кажется, он любил абстрактное совершенство круглых чисел… Затем, вздохнув, объявил: переезжать будем прямо завтра. И сейчас же тут начнется ремонт.
И началось…
Явились такелажники. В дверях и посреди отдела столпились стулья, вдруг их стало непривычно много. А столы взгромоздились друг на друга, натужно скрипели и бодались острыми углами. Посыпались скрепки…
Юра Власов все повторял, что нельзя так увязывать — и пачки рукописей, и гранки, все вперемешку, потом две недели ничего не найдешь… Тома по домашней кропотливой привычке с безнадежным рвением вытирала тенета с оборотной стороны шкафов. Горянчиков панически охлопывал себя и оттирал запачканные чем-то брюки.
Новый зав, Сергей Андреевич, снова и снова выяснял у кого-то по телефону: нужно ли все так срочно? Ему объяснили, что подворачивается прекрасный вариант: по обмену с Горкомхозом институт получает еще несколько квартир за выездом жильцов, им предоставляют площадь в новых районах. Но нужно, в свою очередь, срочно отремонтировать и сдать жилотделу строение № 3 на Солянке.
К концу дня разобрали едва половину шкафов и связок с документами. На разоренном становище остался бродить кот, то и дело брезгливо вылизываясь и нервно потряхивая длинным хвостом.
А наутро новость. Жильцы одной из квартир возле института уже не хотят переезжать «черт-те куда в Бирюлево», требуют пересмотреть ордера и отвергают все возможные резоны. И вообще, пожарная инспекция воздерживается от разрешения на въезд в эти квартиры учреждения, ссылаясь на отсутствие там аварийного выхода. А то, что его нет и в теперешнем помещении отдела, во внимание не принимается: дело прошлое, и другой район.
Начались смутные дни. Потом недели. В строении № 3 на Солянке тем временем уже лились белила. И вот-вот приступят разбирать перегородки. Прокопчук, еще более унылый, чем обычно, звонил в разные инстанции, требуя прекратить работы в полуподвале. Банк не возвращал внесенное по счету, а из СМУ кричали в трубку, что людям надо получать зарплату и они не могут простаивать!
Работали, как могли, в малой, еще не разворошенной комнатке бывшего отдела. А часть сотрудников — уже на новом месте. То и дело ездили туда и обратно, чтобы по дороге продышаться от запаха купороса, проникавшего из соседнего кабинета и коридора. Потом чуть слабее, но едко пахло составом для укладки паркета. Работы за стеной продвигались.
