Слова эти были произнесены с такой ужасающей прямотой идиота, открывшего для себя нечто удивительное, чем не мог не поделиться, что Кокорин остолбенел.
- Ты зачем это?..
- Да просто! Подумал... - Трощилов оглушительно рассмеялся.
- Скажи боцману, - Кокорин развернул его по направлению, - что я тебя от обслуживания отстраняю... - И, нависая глыбой над щуплой фигуркой матроса, договорил вне себя, багровея от ярости шеей: - А думать... если мысли всякие... я тебе запрещаю! Оставлю без головы! Ты меня понял?
- Понял, - пролепетал матрос.
"Гнида, - подумал старпом, посмотрев ему вслед. - Придем в Маресале, спишу с судна".
Не удовлетворившись тeм, что отослал матроса, он направился к боцману сам. По дороге возбуждение спало, и он уже переживал, что сорвался. Он просто выразил боцману свое недовольство матросом, не объясняя причины.
- Таких, как Трощилов, топили в парусном флоте, - ответил Кутузов. - А сейчас надо воспитывать.
- Надо его списать.
- Отсек убрал хорошо, внимательно... - Кутузов достал связку ключей и в задумчивости закрутил на большом пальце. - Если так дальше пойдет, начнет с уборщицкой работы. А там надо смотреть.
- Смотри.
Боцман уступил Кокорину насчет обслуживания, сказав, что станет за подручного сам. Выглядевший каким-то безрадостным на фоне сверкающих переборок, он под конец разговора сказал:
- Надо уходить, Михайлыч.
Кокорин опешил:
- Уходить? А покраска?
- Докрасим в рейсе. Воду не забрасывает.
- Какая ж это покраска на ходу? Да и надо постоять, раз время отнимается.
- Где-то ножик посеял, - пожаловался он, ощупываясь. - Маленький такой, с красной косточкой. Слизганул в прореху... Не видел?
- Нет.
В каюте он обдумал, что произошло.
Безусловно, Кутузов прав: Трощилов - фигура традиционно морская, историческая. Сколько замечательных плаваний, географических открытий не состоялось, было загублено по вине таких, подкладывавших магниты в компасы, настраивавших команду против лучших своих людей. А теперь, когда открытия кончились, такие, как Трощилов, были еще опаснее. Особенно среди морских спасателей, связавших себя благородным обязательством приходить людям на помощь. Но в чем-то он, конечно, отражал и общее настроение. За все эти месяцы, что они выходили по SOS, им "везло" только на утопленников. Вспомнилось, как старшина вытащил одного, черного, с фосфорическими глазами, буквально вырвал из пасти косатки... Но из-за чего он рисковал? А дело, ради которого они пришли, хоть и подразумевалось как главное, затиралось ожиданием, невозможностью что-либо поправить или просто понять, как можно себя вести иначе.
Не в силах вынести ожидания, Кокорин вышел.
Солнце не уставало светить, с характерной теменью, будто глядело из-под руки. Даже небо, та его часть, которую солнце прошло, было озарено им. Сейчас там возникали неясные миражи, которые он принял было за очертания ледовых гор, нo потом понял, что это формирования больших облаков, выстраивавшихся против ветра. Угадывались они с трудом, так как все утапливал этот странный свет, придававший такое мрачное сверкание и воздуху, и воде, и островкам Полыньи. Кокорин знал, что природа в этих местах проявляет себя так внезапно, что трудно уловить ее подготавливающее действие. Однако вид облаков, похожих на пиратские парусники, изготовившиеся к отплытию, его насторожил. Погода могла измениться, а старшина, умевший действовать без промедления, чего-то выжидал сегодня. Потому что смешал в себе невозможное: способность делать все с излишней осторожностью, с отсутствием интереса к риску и даже с безразличием к тому миру, куда мог проникать один.
Нельзя сидеть сложа руки.
Кокорин поднялся в рубку и, разыскав радиста, который бродил, как лунатик, перед запертой капитанской каютой, продиктовал текст, представляя, какое волнение он вызовет в поселке: "Объект нашли".
10
Неподалеку покачивалось несколько навигационных аэробомб, сброшенных с вертолета. Леха Шаров, выключив двигатель, сбросил на воду плавучий якорь, собираясь здесь стоять. Для обслуживания Суденко выбрал молчаливого Леху, когда почувствовал неохоту рыбака. К тому же шлюпка все же прочней рыбацкой лодки.
