Толпа встречающих уже переместилась сюда. Ребятишки поймали причальный канат и подтянули вельбот к берегу.
Все сдержанно и степенно здоровались с Наноком, а он, подхватив рюкзак и помня о том, что там две бутылки шампанского, осторожно ступил на мягкий берег и подошел к матери.
— Ты приехал, — тихо сказала мать и взглянула на него с такой нежностью, с такой любовью, что здесь бы были совершенно неуместны поцелуи, объятия и громкие слова.
— Давай помогу тебе, — промолвила сна и протянула руку к рюкзаку.
— Понесу сам.
— Ну, тогда пошли.
И они пошли рядом, мать и сын. Люди смотрели им вслед, и никто не удивлялся, как не удивляются тому, что летят птицы, светит солнце, текут реки…
— Отец на морской охоте, — сказала мать. — К вечеру должен вернуться. Они пошли к проливу.
— А я был в Наукане, — сказал Нанок.
— Ну как там? — встрепенулась Атук.
— Ничего там не осталось, — помолчав, ответил Нанок. — Был в нашем нынлю. Видел старый жирник. Хотел взять для музея, но не стал. Не знаю почему…
Атук вздохнула.
— Зайдем в магазин, — предложила она, — надо купить чай и сахар.
После яркого солнечного света в магазине было полутемно, но, когда глаза привыкли, Нанок разглядел за прилавком в белом халате Марину Симиквак. Она удивленно посмотрела большими глазами на Нанока и смущенно улыбнулась.
— Здравствуй, Марина.
— Здравствуй, Максим.
Марина слыла красавицей еще с детства.
— Вот Нанок приехал, — сказала Атук, обращаясь не столько к Марине, сколько ко всем покупателям. — Он теперь научный сотрудник.
— Я слышала, — кивнула Марина. — Поздравляю. А я, как видишь, торгую.
— Нужная работа, — с улыбкой сказал Нанок, но, видимо, его слова не были приняты должным образом, и Марина с окаменевшим лицом отпустила им чай и сахар.
— Приходи к нам после работы, — позвала ее Атук.
— Не знаю, как со временем, — ответила Марина. — Сегодня у нас репетиция.
Когда вышли из магазина, Атук сказала:
— Она хорошо танцует и поет, как и ее покойная мать.
В сенях спали отъевшиеся за лето и подросшие щенята. Нанок растормошил их: ему хотелось поиграть с ними, побегать по улице, но нельзя ведь: как мать посмотрит, да и соседи. Научный сотрудник!
Нанок поставил на стол две бутылки шампанского, сладости, купленные в районном центре. Атук мельком взглянула на бутылки и сказала:
— Отец обрадуется… Правда, он тоже борется против этого… постановление было… как его…
— Алкоголизма?
— Да, да. Тут привезли сорок ящиков спирта, проголосовали, чтобы отвезти обратно. Очень интересное было собрание. Даже те, кто сильно пил раньше, тоже поднимали руки, а в глазах была тоска. А женщины радовались. Сейчас редко продают, только по субботам или если у кого день рождения. В старину многие и не знали, когда у них день рождения, и не отмечали… А тут иные, особенно многодетные, стали день рождения каждого ребенка отмечать. Разобрались и с этим… Проголосовали. И те, многодетные, тоже руки подняли.
Атук разговаривала и хлопотала по дому: включила электрический самовар, принесла из кладовой холодное моржовое мясо.
— Учительница к нам новая приехала. Молоденькая, красивая, как песец. И лицо песцовое, остренькое. Влюбилась в нашего парня, Каюктака Сергея. Все удивляются, и сам Каюктак понять ничего не может. Пишет она ему письма, хоть и живут через дом. Письма идут через районный центр, иногда неделю путешествуют. Один раз Каюктак не выдержал, написал ответ и сам принес к ней. Так она обиделась, надулась и шесть дней с парнем не разговаривала. Сейчас вроде ничего, наладилось у них. Каюктак совсем переменился, даже стричься стал. В районный центр ездит и собирается в милицейскую школу поступать…
— А как Сергей Унук?
— Сергей женился. Перестал рисовать. Охотится в бригаде отца. Такой степенный стал, куда там нашим старикам! Возьмет бубен и серьезные песни сочиняет. Про штукатурку, перевыполнение плана. И сам танцует. Но скучно у него получается. Штукатурить — веселая работа, а как Унук начнет танцевать — ну, прямо зубы болят. Говорила я ему, чтобы он поживее да повеселее, а он мне ответил: в этом деле торопиться не надо, главное здесь не быстрота, а качество…
