Но сегодня сухо, тропинка хорошо утоптана и тверда, как бетонная мостовая в Анадыре.
С высоты легко можно разглядеть белые вельботы, медленно приближающиеся к берегу. Они еще далеко, но Нанок зоркими глазами заметил, что суда движутся медленно — значит, за кормой у них на буксире — уж это точно — богатая добыча.
Высокий берег напоминал берег покинутого Наукана, и на мгновение Наноку показалось, что он по-настоящему вернулся в детство и сзади не ровное плато, а высокий зазубренный гребень скалы. Правда, не было привычных очертаний острова Ратманова, но этим сегодня можно пренебречь.
Нанок оглянулся на Марину, улыбнулся, и по выражению ее глаз понял, что она думает о том же.
Все-таки она красивая. Что-то в ней есть такое, неуловимое, чуть прикрытое полуулыбкой, большими мохнатыми ресницами в глубине черных глаз, в этом мягком овале лица.
Они дружили с детства, сидели за одной партой, вместе брели сквозь пургу на уроки, крепко держась за руки, ели из одного деревянного блюда, и вот — они отдалились друг от друга, и уже требуется некоторое усилие, чтобы даже просто разговаривать. Неужто это самое и стоит между ними: давний сговор родителей о том, что Нанок непременно женится на Марине Симиквак? Такого рода браки еще в недавнем прошлом не были редкостью. Так было даже удобно — не надо ломать голову над жизненно важным делом — оно было предрешено.
Между Наноком и Мариной разговора об этом никогда не возникало. Вот только родные время от времени как бы в шутку напоминали о сговоре, но за этой шуткой сквозило вполне серьезное беспокойство и стоял невысказанный вопрос: когда же вы, наконец, решитесь?
«Надо все же поговорить с Мариной, — подумал Нанок. — В конце концов, то время осталось далеко позади. Она вольный человек, и я тоже свободен…»
Нанок искоса глянул на Марину. Девушка не сводила глаз с морской дали, где шли вельботы, натужно ревевшие подвесными моторами.
Нанок ступил на галечный берег, не очень чистый, в пятнах мазута. Невдалеке, облепленный большими жирными мухами, лежал красный ободранный китовый скелет. Возле него прыгали толстые чайки, клевали полузасохшее мясо. Ленивые, сытые собаки, растянувшись на гальке, равнодушно смотрели на чаек, на людей, собиравшихся на берегу в ожидании приближающихся вельботов.
Старик протянул Наноку бинокль. Окуляры приблизили суда, но напрасно Нанок старался разглядеть на вельботах своего отца.
Он должен сидеть на корме, править, но все три вельбота шли в кильватере, и охотники мешались, загораживали друг друга.
— Можно мне? — попросила Марина. Старик молча кивнул, разрешая ей взять бинокль.
— Я знаю, кто ты, — степенно произнес старик, разглядывая в упор Нанока. — Ты сын Анахтыкака, нынче ученый, собирающий древности. Приходи ко мне, я тебе подарю трубку, которую сам смастерил в молодости из винчестерного патрона.
— Хорошо, приду, — обещал Нанок.
— Если тебе нужно, могу сказку рассказать, — продолжает старик. — Тут ученый из Ленинграда приезжал. Деньги за сказки платил, писал на магнитофон. А с тебя я ничего не возьму, даром буду рассказывать.
— Сказки не собираю.
— Зря, — заметил старик. — Сейчас все приезжие ученые просят древние сказания.
— Меня интересуют старые вещи.
— Вещи — это тоже хорошо, — заметил старик и взял бинокль у Марины.
Вельботы уже приблизились настолько, что Нанок легко узнал отца. Он сидел на кормовом возвышении, сжимая под мышкой румпель. В зубах у него дымилась трубка. На голову отца наброшен капюшон непромокаемой камлейки из медицинской клеенки. На лице его можно было даже разглядеть полоску черных усов. Интересно, видит ли он в толпе встречающих сына?
— Три моржа, — произнес старик. — На каждый вельбот по моржу. Это хорошо.
Марина заблестевшими от возбуждения глазами смотрела на приближающиеся суда. Она была настоящей эскимосской женщиной, для которой возвращение охотников — всегда волнующее зрелище, особенно когда они идут с богатой добычей, означающей тепло, сытость, благополучие и хорошее настроение в нынлю. А может, там, в вельботе, кто-то из ее близких? Потому она так и смотрит? Девичье лицо в лучах низкого солнца словно светилось изнутри, и в самой глубине темных глаз зажглись огоньки. В эти минуты Нанок откровенно любовался Мариной и так пристально смотрел на нее, что она, почувствовав его взгляд, быстро вскинула глаза на него и отвернулась.