— Степаныч, ты не патриот!
— Ненавижу это слово! У Льва Толстого есть статья «О патриотизме», в ней все написано.
— Что написано?
— Что это спекуляция. Под это дело можно людям мозг заср…ть и на смерть их отправить. А война — это рейдерский захват, как сейчас принято говорить. Один менеджер пытается отобрать собственность у другого менеджера. Только люди гибнут. Обычные люди, у которых семьи, любовь, свое маленькое счастье.
— Какой ты продвинутый. Рейдерский захват.
— Вот тебе пример! На наш автосалон в девяностых наехали бандиты. Ребята взялись за монтировки, а я нет — продолжал работать. Мне класть, какой менеджер будет на моем труде деньги зарабатывать, главное, чтобы зарплату платили. Это не мои разборки. Власть поменялась, а я работаю. Так и война. Власть поменялась, а люди живут. Которые в боях за менеджера не погибли.
— Ты хочешь сказать, что тебе все равно, какая была бы власть после войны?
— Давай за героев, которые погибли и тех, кто еще жив. Жаль их. Вечная память.
Степаныч всегда был провокационно логичен. При этом самые резкие высказывания он сопровождал оговорками, чтобы не задеть ни чьих чувств. Я помню его пассажи о перестройке, гонке вооружений, духовности. Мне рассказывали, что во время каких-то выборов он в своем автосалоне залез на крышу джипа и три с половиной часа агитировал «против всех». Аудиторию составили не только местные работяги, но и клиенты, и даже его начальство. Хозяин автосалона был полностью поглощен выступлением Степаныча. Он обнаружил, что работа стоит аккурат через три с половиной часа. С тех пор на работе, насколько я знаю, Степаныч никогда больше не позволял себе ни выпивать, ни высказываться, — запретили. Он молча работал два дня через два. Вечером второго дня всенепременно надирался, философствовал. Если было с кем, — полемизировал. Жесткий рабочий график и невозможность высказаться на работе роднили его с менеджерами и прочими офисными крысами. Все мои знакомые русские души, облаченные в фальшивую американскую улыбку и белый воротничок, томимые в офисах, каждую пятницу надираются до беспамятства, наверное, чтобы не потерять идентификацию.
Самое удивительное в Степаныче — его религиозная принадлежность. Он дзен-буддист. При этом истинным адептом Дзен он является только через день после приема алкоголя, то есть за день до выхода на работу. В этот день он не дает оценок, даже не сквернословит. Медитация вытесняет остатки похмелья. Наступает просветление, заметное даже со стороны. Встретить его в состоянии просветления — отдельный праздник. Особенно интересно задать вопрос о смысле жизни. Ответы никогда не повторяются и заставляют задуматься. Десятого апреля, в день последнего просветления, я встретил его на лестнице. Он нес с прогулки своего роскошного сибирского кота Ошо.
— Степаныч, в чем смысл жизни?
Он посмотрел сквозь меня ничего не выражающим взглядом:
— Я превращаюсь в урчание кота…
— Ты знаешь, как Наполеон захватил Венецию? — Степаныч налил еще по одной.
— Нет.
— Он с армией подошел к берегу лагуны и на лодке отправил гонца с требованием сдаться. Венецианцы выслушали гонца, переглянулись, подумали и отдали гонцу ключ от города. Люди делом занимались, а не патриотизмом. На инквизицию, Ватикан и Наполеона им было класть. А могли корабли отправить, повоевать. Погибла бы куча народу. А так ничего не изменилось, все живы.
— А национальная гордость?
— Какая гордость?
— За свою страну.
— Я горжусь своими детьми! Людьми стали и меня помнят. Я горжусь своей работой! Ко мне за тридцать лет ни одной претензии. Я горжусь своим самогонным аппаратом! А то эту магазинную ханьку пить невозможно.
— Наливай!
— Ты свою национальную гордость в мой дом не носи, а то нефтью и газом будет вонять. А я даже курю на балконе.
— Степаныч! Про нефть и газ уже неинтересно. А великая русская литература! А вообще русское искусство?
— О! Горжусь!
— А Суворов с Кутузовым?
— А это мимо!
— Почему?
— Они люди войны. Гениальные, мудрые, но люди войны. А я против. Их профессия — человека убивать. Вот ставят им памятники. Зачем? Надо помнить хорошее и напоминать о нем. А мне памятник Суворову напоминает, сколько народу полегло под его руководством и благодаря его руководству.
