Сижу, за верхоплавками наблюдаю. А рыбешки за водомерками гоняются. Ни дать ни взять — чада в догонялки играют. Чакан [55] высокий на ветру шуршит, будет из чего русалкам косы заплетать.
А ветерок теплый, ласковый. Болячки из меня выдувает, силы телу избитому придает.
Ратники возле костерка собрались, ждут, когда кошевар уху [56] до ума доведет. От котла дух валит, ноздри щекочет. Есть захотел, в животе заурчало, значит, на поправку у меня дело пошло. Я даже ложку из-за голенища достал. С черпала тряпицу снял. Вот ведь странность какая: нож свой засапожный я в бою потерял, промахнулся в дулеба — он и улетел незнамо куда, потом топтали меня немилосердно так, что живого места на мне, считай, не осталось, а ложка цела оказалась.
— Слышь, Добрый? Никак проголодался? — Соломон ко мне подошел. — Смотри, что я набрал. — И пучок травы протягивает.
Смешная трава, листочки, словно хвоя еловая, и рыбой соленой пахнет.
— Видать, старица [57] недалеко? — прищурился я против солнышка, на лекаря посмотрел. — Хвощом [58] нас, болезных, вымывать будешь?
— Я смотрю, голову тебе не до конца отшибли, — засмеялся Соломон.
— Кое-что из науки, Белоревом даденной, оставили мне вороги. Да и чего ей, голове, сделается? Она же костяная.
— Все шуткуешь? Ну-ну. Давай-ка ложку тебе всполосну, самому-то, небось, тяжко? — Руку лекарь протянул.
Я ему траву отдал, а ложку оставил.
— Сам помою, — сказал упрямо, — не маленький.
— Как знаешь, — кивнул Соломон. — Тогда пойду отвар поставлю, пока костер не прогорел.
— Слушай, лекарь, — остановил я его, — ты же отцу помогал. Хотел, чтоб Древлянский дом на Руси власть взял. Дарена рассказывала, что ты Любояра со товарищи на бунт подбил и саму девку от погибели спас. А теперь от варяжки ни на шаг не отходишь. Уж не задумал ли чего?
Сразу серьезным лекарь стал, огляделся воровато — не слышал ли кто?
— Нет, Добрый, — головой покачал. — Коли задумал бы, уж давно сотворил бы. Только не время ныне на Руси власть менять. Не выгодно это.
— Кому не выгодно?
— Всем не выгодно, — сказал он и, помолчав мгновение, добавил: — Пока не выгодно. — Развернулся и пошел к костерку.
А я ему вслед смотрел и все понять пытался: что у человека этого на уме?
Звонкий смех меня от дум оторвал. Это Малушка со Святославом из леска выскочили. В пятнашки они играли, не хуже тех рыбешек. Задрала сестренка подол у сарафана, чтоб бегать не мешал, и только коленки изодранные сверкали. Убегала она от кагана, а тот ее все никак запятнать не мог.
— Да тебе только курей гонять! — дразнила она его.
— Все равно догоню! — злился каган, но ничего поделать не мог, уж больно ловко Малуша от него уворачивалась.
Я улыбнулся, за игрищами детскими наблюдая. Пускай порезвятся чада. Всю дорогу они за ранеными приглядывали. Повязки меняли, мазями и примочками раны нам исцеляли, снедь разносили, а то и песни пели, чтоб болезным легче поправляться было. Замаялись совсем. Пусть теперь от забот отдохнут. Привольно им на просторе. И то славно.
Наконец поймал он ее, в охапку сграбастал, в траву повалил, закричал победно:
— Ага! Попалась!
А она вырываться стала.
— Пусти, — вдруг сказала серьезно, — чего лапаешь? Пусти, говорю.
Растерялся Святослав, объятья ослабил. Вскочила она, сарафан оправила, взглянула на Святослава строго. Каган так и остался сидеть. Глазами на нее лупырит, а что такого плохого сделал, понять не может.
А она на несколько шагов отошла, улыбнулась, крикнула:
— Обхитрили дурачка, словно старого сморчка! — язык показала и побежала вдоль берега.
— Эй! — вдогонку ей каган. — Не по Прави так! Твоя очередь меня пятнать! — поднялся и вслед заспешил.
«Растет сестренка», — подумалось мне.
— Добрый, — смотрю, от ладьи Ольгиной мне ратник машет, — тебя княгиня зовет. Дойдешь сам, или подсобить тебе?
— Справлюсь, — сказал я, вздохнул, ложку обратно за голенище спрятал. — И чего ей понадобилось? Вот-вот уха поспеет.
На ладье палатка была приспособлена. Шатерчик небольшой. В шатре этом и обитала княгиня Ольга. Я полог откинул, и в нос мне ударила отвратительная вонь. Словно мясо на солнце положили да и забыли про него. Я подивился — Соломон-то лекарь, ему такое не в диковинку, а как же Ольга такую вонь выносить может?
