Томо действительно казалась очень здоровым человеком, никогда ничем серьезным не болела. Она была непоколебимым борцом, обладала такой силой духа, что справлялась с любыми недомоганиями в одночасье. Она просто-напросто игнорировала их.
Хотя некоторые симптомы должны были бы ее насторожить. Томо периодически мучили одышка, головокружения и приступы неврита. А на протяжении последних пяти-шести лет в самые жаркие летние дни у нее воспалялись мениски, в коленных чашечках скапливалась жидкость. Но вот начинали дуть прохладные ветры, жара спадала, и опухоль на коленях рассасывалась сама по себе. Томо оживала, странная летаргическая слабость исчезала без следа.
Эцуко много раз советовала матери обратиться к врачу. Но Томо пальцем не пошевелила, чтобы хотя бы проконсультироваться у специалиста. Она боялась, что у нее выявят какое-нибудь неизлечимое заболевание, поскольку знала: страх будет подтачивать ее силы, неуязвимая броня душевного стоицизма даст трещину, и это станет началом конца – она быстро превратится в развалину. Болезнь прикует ее, беспомощную калеку, к постели, все забудут о ней, и она будет коротать свои дни в тоске и печали. Эта жуткая перспектива наполняла Томо отчаянной бессильной злостью.
Иногда она украдкой наблюдала за мужем. Юкитомо с раннего утра усаживался на дзабутон, подкладывал валик за спину и целый день мерил температуру, полоскал рот и горло, закапывал что-то в глаза, пребывая в глубоком заблуждении, что делает все это ради своего здоровья. Господин Сиракава жадно цеплялся за жизнь. Он походил на древнекитайских правителей, которые посылали гонцов во все концы света за чудодейственным эликсиром вечной молодости.
Томо напоминала себе, что Юкитомо старше ее на целых двенадцать лет. Если он доживет до восьмидесяти, ей самой не сравняется и семидесяти. Она будет ждать, долго ждать – и обязательно дождется… Она не имеет права капитулировать перед господином Сиракавой. Она обязана пережить его. И тогда она восторжествует!
Какие низкие, отвратительные мысли! И о чем она только думает, о чем мечтает, ужаснулась Томо. Она почувствовала леденящую опустошенность. Таков печальный итог многолетних мучительных отношений с мужем. Разве такие узы должны связывать супругов?
Томо так привыкла к безразличию окружающих, что участливое внимание и озабоченность юной Каё привели ее в смятение. Она действительно чувствовала себя неважно. Сильную простуду перенесла на ногах: Новый год, праздничная суета, гости… У нее не было ни минутки свободного времени, она и думать забыла о своем недомогании. Но недавно в коленях появилась болезненная, ноющая тяжесть, которая расплылась по телу, добралась до желудка. Томо припомнила, что во время новогодней трапезы не смогла осилить даже одну порцию дзони[53]. А ведь это было ее любимое лакомство!
– Госпожа, неужели вам больше не хочется? – поразилась служанка, раздававшая угощение.
– Что-то у меня зубы сегодня разболелись, – быстро нашлась Томо.
Никто из родственников не обратил на нее ни малейшего внимания. Томо облегченно вздохнула. Было бы гораздо хуже, если бы все всполошились и стали донимать ее расспросами.
Она украдкой посмотрела на своих домашних. Надо же, никто, ни один человек не бросил в ее сторону исполненного любви и тревоги взгляда! Всё как всегда. Ничего нового. Томо была окружена родными и близкими, но чувствовала себя бесконечно одинокой. Должно быть, так ощущает себя глухой в чуждом ему мире звуков.
Когда Томо думала о Такао, у нее начинало щемить сердце. Она нянчилась с ним с самого первого дня его жизни. Он вырос у нее на руках. Она в нем души не чаяла… Но мальчик взрослел и с каждым годом отдалялся от нее все больше и больше.
А Рурико? После того как внучка закончила женский колледж, Томо поспешила выдать ее замуж за банковского служащего. Это был тяжелый удар для Такао, в сердце которого расцвела первая любовь. Он страдал молча, никому не мог сказать о своем горе. Юноша с самого начала знал, что страстная любовь к сводной сестре так и кончится ничем, но чрезмерная поспешность, с которой бабушка устроила свадьбу Рурико, неприятно поразила его. Он догадался, что Томо проникла в самые сокровенные уголки его души. Он оказался беззащитен перед ее проницательностью и ледяной властностью. Она причинила ему боль. И Такао перестал доверять бабушке. Ее мертвая хватка вызывала в нем отвращение. Он чувствовал себя порабощенным ее любовью и никак не мог сбросить с себя тяжкие оковы. Томо знала Такао как свои пять пальцев и часто – в целях воспитания – подтрунивала над ним, стараясь задеть за живое. Этим она еще больше отталкивала от себя внука.
