– Мне было так страшно! Такао хотел отогнать их веером… А они полетели мне прямо в лицо, чуть не задели меня крыльями!
– Возможно, вы заворожили бабочек своей красотой. Вы ведь такая очаровательная, – со всей серьезностью изрекла Сугэ, накладывая Юкитомо новую порцию риса.
– Нет-нет, это не так… Мне показалось, они – вестники смерти… Я сразу же позвонила в больницу, но там сказали, что состояние матери не изменилось. – Рурико озабоченно нахмурилась и погрузилась в размышления. Ее взгляд – взгляд маленькой девочки, обожающей тайны, – был чист и невинен.
Томо, наблюдавшая за Рурико все это время, начала понемногу успокаиваться.
Бесчисленное множество желтокрылых мотыльков порхало, кружило вокруг электрических лампочек, уныло свисавших с потолка больничного коридора. Некоторые прервали свой монотонный танец и отдыхали, раскрыв крылья, на застекленных рамах скользящих дверей.
Стояла безветренная летняя ночь. Было жарко и душно, даже запах дезинфекции почти не ощущался в больничных помещениях.
Юкитомо в кимоно и легкой летней накидке, поблескивая позолоченной оправой очков, быстро шел по коридору. Он старался не хромать и не сутулиться. Воспаление нерва в левом бедре все еще давало о себе знать, но этой боли Юкитомо не замечал – он, человек гордый, страдал от собственного бессилия. У него отнимали его сокровище – Мию, а он не мог ничего сделать! Ноги не слушались Юкитомо, он с трудом заставил себя приблизиться к постели умирающей.
Господин Сиракава долго не сдавался, боролся до последнего. Он верил, что достижения науки и медицины помогут спасти дорогую ему женщину и роскошная плоть вновь наполнится соками жизни… Но надежд больше не осталось. И великая тайна, которая столько лет связывала мужчину и женщину, превратилась в ничто, в бессмысленный смех, который нарастал изнутри и оглушал его громовыми раскатами.
Юкитомо не довелось испытать смиренного почтения и уважения ни к одной женщине, кроме матери, которая даровала ему жизнь. Конфуцианское учение, в духе которого он был воспитан, запрещало кровосмесительные союзы. Но оправдать можно все и всегда. Митимаса, говорил себе Юкитомо, уродился жалким, нежизнеспособным существом. Он был одет, обут и накормлен, имел красавицу жену, но сам для этого пальцем о палец не ударил – всё, абсолютно всё получил от отца. Митимаса был слишком глуп, извращен и распущен, чтобы по достоинству оценить свою супругу. Он никогда не любил эту великолепную женщину, просто время от времени спаривался с ней и плодил потомство. Если бы Юкитомо не подарил ей свою любовь, она бы вряд ли осталась жить под одной крышей с Митимасой. Да, скорее всего, она бы давно уже с ним развелась. Но неизвестно, как в дальнейшем сложилась бы ее женская судьба. То, чем обделил Мию муж, с лихвой возместил ей свекор, отдав всего себя, свою любовь и страсть.
Юкитомо не хотел, чтобы последние минуты своей жизни Мия терзалась запоздалыми сожалениями, не хотел, чтобы с ее уст сорвались слова покаяния. Он не желал их слышать! Это было бы невыносимо! Она навсегда должна остаться в его памяти роковой обольстительной грешницей, шаловливой, своенравной распутницей, под покровом ночи сводящей его с ума своим запахом и жарким трепещущим телом.
Целых семь дней Юкитомо избегал встречи с Мией наедине. Он боялся ее последнего вздоха, последнего взгляда меркнущих глаз.
У дверей палаты Мии собрались родные и близкие. Изнуренные жарой и духотой, они вяло обмахивались веерами, не в силах даже разговаривать. Всех детей отправили на ночь по домам.
– А где Митимаса? – спросил Юкитомо, обращаясь к родственникам Мии. Ее мать, брат и сестры встали, чтобы поприветствовать господина Сиракаву.
– Хозяина здесь нет, – ответил Томосити, старший управляющий из дома Митимасы, круглые сутки дежуривший в больнице.
Юкитомо, испытывая тайное облегчение, обвел окружающих гневным взглядом. Томосити, стараясь загладить вину хозяина, сказал:
– Он ухаживал за больной и очень устал… Ему надо немного отдохнуть…
На самом деле Митимаса отправился вовсе не домой, а на премьеру первой части нового американского сериала. Митимасе было почти пятьдесят лет, но театр и кино по-прежнему доставляли ему наслаждение. Даже смерть жены не могла заставить его отказаться от любимого увлечения.
