Возьмём, например, “левых” коммунистов, выступавших против партии в период Брестского
мира (1918 г.). Известно, что они критиковали партию “слева”, выступая против Брестского
мира и квалифицируя политику партии как оппортунистическую, непролетарскую, соглашательскую
в отношении империалистов. А на деле оказалось, что, выступая против Брестского
мира, “левые” коммунисты мешали партии получить “передышку” для организации и укрепления
Советской власти, помогали эсерам и меньшевикам, стоявшим тогда против Брестского
мира, облегчали дело империализма, (Стремившегося задушить Советскую власть в самом
её Зародыше.
Возьмём “рабочую оппозицию” (1921 г.). Известно, •что она также критиковала партию
“слева”, всячески “громя” политику нэпа, “разнося” “в пух и прах” положение Ленина
о том, что восстановление индустрии нужно начать с развития сельского хозяйства,
дающего сырьевые и продовольственные предпосылки для промышленности, “разнося” это
положение Ленина как забвение интересов пролетариата и как крестьянский уклон.
А на деле оказалось, что без политики нэпа, без развития сельского хозяйства, создающего
сырьевые и продовольственные предпосылки для промышленности, У нас не было бы никакой
промышленности, а пролетариат пребывал бы в состоянии деклассированности. Кроме
того, известно, куда стала расти после всего этого “рабочая оппозиция”, вправо или
влево.
Возьмём, наконец, троцкизм, критикующий нашу партию вот уже несколько лет “слева”
и являющийся, вместе с тем, как правильно выразился V конгресс Коминтерна, мелкобуржуазным
уклоном. Что может быть общего между мелкобуржуазным уклоном и действительной революционностью?
Разве не ясно, что “революционная” фраза является тут лишь прикрытием мелкобуржуазного
уклона?
Я уже не говорю о “новой оппозиции”, “левые” выкрики которой призваны прикрыть
её пленение троцкизмом.
О чём говорят все эти факты?
О том, что “левая” маскировка оппортунистического дела является одной из характернейших
черт всех и всяких оппозиционных течений в нашей партии за период после взятия власти.
Чем объясняется это явление?
Объясняется это революционностью пролетариата СССР, громадными революционными
традициями, заложенными в недрах нашего пролетариата. Объясняется это прямой ненавистью
рабочих СССР к антиреволюционным, к оппортунистическим элементам. Объясняется это
тем, что наши рабочие не будут просто слушать откровенного оппортуниста, ввиду чего
“революционная” маскировка является той приманкой, которая должна, хотя бы внешним
образом, привлечь внимание рабочих и вселить в них доверие к оппозиции. Наши рабочие
не могут, например, понять, как это до сих пор не догадаются английские рабочие
утопить таких предателей, как Томас, бросить их в колодец. (Смех.) Всякий, знающий
наших рабочих, легко поймёт, что таким людям и таким оппортунистам, как Томас, просто
не было бы житья среди советских рабочих. А между тем известно, что английские рабочие
не только не собираются топить господ Томасов, но еще переизбирают их в Генсовет,
да переизбирают их не просто, а с демонстрацией. Ясно, что такие рабочие не нуждаются
в революционной маскировке оппортунизма, ибо они и так не прочь принять оппортунистов
в свою среду.
А чем это объясняется? Объясняется это отсутствием революционных традиций у английских
рабочих. Они, эти революционные традиции, нарождаются теперь. Они нарождаются и
развиваются, и нет оснований сомневаться в том, что английские рабочие закаляются
в революционных боях. Но пока этого нет, разница между английскими и советскими
рабочими остаётся. Этим, собственно, объясняется тот факт, что оппортунистам в нашей
партии рискованно подходить к рабочим СССР без некоторой “революционной” маскировки.
Вот где кроются причины “революционной” маскировки оппозиционного блока.
Наконец, о третьей особенности оппозиции. Я уже говорил, что эта особенность
состоит в принципиальной неоформленности оппозиционного блока, в его беспринципности,
в его амёбовидности и в вытекающих отсюда постоянных жалобах лидеров оппозиции на
то, что их “не поняли”, “исказили”, приписали им то, чего они “не говорили”, и т.
д. Это, поистине, фракция “непонятых”. История пролетарских партий говорит, что
эта особенность (“не поняли!”) является самой обычной и самой распространённой особенностью
оппортунизма вообще. Вы должны знать, товарищи, что точь-в-точь то же самое “случилось”
с известными оппортунистами Бернштейном, Фольмаром, Ауэром и другими в рядах германской
социал-демократии в конце 90-х и начале 900-х годов, когда германская социал-демократия
была революционной и когда эти завзятые оппортунисты в продолжение ряда лет жаловались
на то, что их “не поняли”, что их “исказили”. Известно, что фракцию Бернштейна обозвали
тогда германские революционные социал-демократы фракцией “непонятых”. Нельзя считать
случайностью тот факт, что оппозиционный блок приходится, таким образом, занести
в разряд фракции “непонятых”.
