Не менее важен и тот факт, что и турецкий гарнизон убедился в уязвимости своих позиций. Это сыграло в дальнейшем решающую роль.
Генералиссимус Шеин вновь проявил мудрость в осмотрительность — на неподготовленные, импульсивные действия он не пошел. Даже успешный прорыв в город привел бы к кровопролитным уличным боям, а это было неразумно. И, как показали события, он оказался прав.
Утром 18 июля состоялся военный совет, на котором было принято решение об общем штурме. Штурм назначили на 22 июля, а пока батареи получили приказ возобновить бомбардировку крепости.
Но штурмовать Азов не пришлось. В полдень того же дня на крепостной стене появилось множество турок. Они махали шапками и преклоняли знамена, давая знать, что хотят вступить в переговоры. Смолкла канонада. Ворота азовской крепости распахнулись, и из них вышел знатный турок Кегей-Мустафа. Подойдя к позициям генерала Головина, он передал письмо на имя главнокомандующего русской армией Алексея Семеновича Шеина. Турки просили генералиссимуса принять капитуляцию на тех условиях, которые он предлагал ранее, и подтвердить согласие письмом с его печатью.
Донской казак Самарин немедленно отвез в Азов требуемое письмо.
Вскоре в ставку Шеина явился турецкий военачальник Гассан-бей. Об основных условиях сдачи договорились быстро. Азов переходил в руки русских со всеми орудиями и боеприпасами. Туркам разрешалось покинуть город с личным оружием, с семьями и имуществом. Победители даже согласились перевезти турок на своих судах до устья Кагальника, где стояла крымская конница. Только одно вызвало спор: непременное требование Шеина выдать изменника «немчина Якушку» (голландца Якова Янсена, перебежавшего в Азов во время прошлогодней осады), невзирая на то, что он успел «обусурманиться» и был записан в янычары. Именно на это напирал Гассан-бей, возражая против русских требований. Дело чуть не дошло до срыва переговоров, Шеин пригрозил начать штурм крепости. В конце концов турки уступили. Янсена связанным доставили в русский лагерь.
Утром 19 июля восемь русских солдатских полков выстроились рядами от ворот Азова до берега реки Дона, где были приготовлены струги. Беспорядочной толпой потекли горожане вперемешку с янычарами по живому коридору, между двумя шеренгами солдат. Всего их вышло из Азова более трех тысяч. Последним покинул город Гассан-бей — со знаменами и свитой из высших «чинов» азовского гарнизона. Его подвели к генералиссимусу, сидевшему на коне. Шестнадцать турецких знамен упали к ногам коня полководца, Гассан-бей с поклоном протянул городские ключи. Церемония сдачи крепости завершилась. Это был миг высшего счастья полководца…
А турецкий командующий и офицеры сели в лодки и поплыли вниз по реке. «Наши галеры были выстроены в порядке на якорях, и лодки были пропущены мимо них по узкому проходу при залпах из крупного и мелкого оружия. В этом было несколько тщеславия для нас и слишком много чести для тех», — замечает Гордон.
Русские полки вступили в город. «Весь город представлял груду мусора. Целыми в нем не осталось ни одного дома, ни одной хижины. Турки помещались в хижинах или пещерах, которые находились под валом или около него», — вспоминает Гордон. Впрочем, первое впечатление очевидца было обманчивым. Оказывается, крепость долго могла еще выдерживать осаду: крепостные стены и башни уцелели, запасов оставалось много. Переводчик Вульф писал: «В разных местах нашел яз изрядную пшеницу, сухари, хорошую муку, паюсную икру и соленую рыбу. Итако у них в запасе скудости не было. На верху, между земляного валу и каменной стены, нашел я изрядный, камением выкладенный, студеный кладезь с преизрядною водою». Город вынудила к сдаче сила русского оружия, а не истощение осадных запасов.
О том же свидетельствует официальное письмо в Посольский приказ, перечислявшее, кстати, захваченные трофеи:
«А в Азове городе белом каменном принято 92 пушки, 4 пушки мозжерных огнестрельных и всякого оружия много; пороху много в трех погребах; олова множество, свинцу малое число; хлебных запасов: муки и пшеницы премножество, рыбы вяленой, икры паюсной много ж; мяса копченого и иных снастей много».
