– Сейчас тебе лучше помолчать, – резко сказал мучитель, поднимаясь. Костыль скользнул по камню, и он покачнулся, ловя свободной рукой стену. – Завтра будет непростой день. Подумай лучше, что скажешь дознавателю.
* * *
Он смотал кнут и убрал в шкаф, к остальным инструментам. Задумчиво оглядел кучу тряпок в углу.
– Тебе повезло, что ты попал сюда, – произнес мучитель, не оборачиваясь. В ответ донесся хриплый каркающий смех.
– О, да! – выдавил, наконец, человек, обессилено уронив голову на доски. – Воистину, нет лучше места на свете, чем в сем роскошном подвале!
– Зря смеешься, – ответил мучитель, неторопливо подходя к столу, на котором ничком лежал его собеседник. – Вот, накройся.
– Что там со спиной? – глухо спросил тот, не поднимая лица.
– Спина как спина, – проворчал мучитель, набрасывая на него кусок драного холста и начиная осторожно опускаться на грубый табурет. – Цела твоя спина. Мне нужно было причинить тебе боль, а не нарезать ремней. Впрочем, если тебе очень хочется, то это я тоже умею.
– Нет, пожалуй. Я верю тебе и так.
Мучитель поерзал, устраиваясь. Задумчиво взвесил на руке костыль, прикидывая – положить на пол или прислонить к столу.
– Тебе повезло. Здесь провинция. Отец дознаватель просто не очень умный и слегка нездоровый человек. Безыскусный и торопливый. Мы здесь только понаслышке знаем о ведьмином кресле и железной деве, никто не кладет пытаемых на кобылу и не протыкает старые шрамы серебряной иглой в поисках стигмы дьявола. Я рву ногти и работаю кнутом, словно баронский пытарь, к которому привели беглого крестьянина. Изредка кому-то приходит мысль о том, что стоит провести испытание водой или горячим железом. Но тут никто этого толком не умеет, и чаще всего жертва не дотягивает до костра, так что в традицию это не превратилось. Попасть сюда значит получить самое большее из доступного еретику и колдуну – относительно легкую смерть.
– Ты тоже не умеешь? – человек, наконец, поднял голову, и в его глазах отражался огонек свечи – один в двух сразу.
– Умею, – спокойно ответил мучитель, все же пристраивая костыль у стола. – Но не хочу. Поэтому держу язык за зубами.
– Вот как? – быстро переспросил человек. – Выходит, ты все же не чужд милосердия?
Мучитель ухмыльнулся.
– Не обольщайся, некромант. Мне просто лень. Лень таскать воду, лень чистить жаровню, замывать кровь. Ты спрашивал вчера, чего я хочу. Так вот: я хочу покоя.
– И мучаешь людей для этого?
– Что ты знаешь о мучениях. Я мог бы сделать так, чтобы ты умолял о смерти, а ты лежишь и философствуешь. После настоящих испытаний люди напоминают мертвецов, смирных и тихих. Вроде тех, что лежат в земле там, куда такие, как ты, еще не добрались.
– Я не поднимал мертвецов.
– Да, я это уже слышал, – кивнул мучитель. – Только я не отец дознаватель, передо мной тебе ни к чему притворяться агнцем.
– Но это правда! – вскинулся человек. – Мертвецы на Дубовом кладбище встают сами. От них нет вреда, они ходят кругами и плачут у своих надгробий, только и всего. Перепуганные крестьяне давно не селятся в тех местах… А я просто хотел понять, отчего это происходит.
Мучитель устало прикрыл единственный глаз.
– Зачем ты врешь? – спросил он, помолчав. – Я знаю это кладбище. Там всегда было тихо.
– Ты давно там не был, наверное, – мягко возразил человек. – Последние десять лет раз в году мертвые встают. И нет ничего страннее и жутче их заунывного плача. Это случается каждую весну, не дольше, чем на месяц, а потом они исчезают вновь. Как раз сейчас идет вторая неделя. Я хорошо изучил историю тех мест.
– И почему же они встают? – голос мучителя был равнодушен и холоден.
– У меня есть только версия, – с сожалением ответил человек. – Точно могу сказать лишь, что все мертвые там страшно тоскуют. Аль-Фулани Безумный пишет, что такое случается, если сыновья бросают могилы отцов. Неподалеку действительно была когда-то деревня. Я нашел развалины. Странно – все источники утверждают, что ее сожгли как раз лет десять назад, но пепелище выглядит свежим, будто вчерашнее. Запах гари до сих пор висит в воздухе. А потом меня схватили монахи.
