Банкет успешно состоялся, и через два дня он вернулся в свою квартиру и вынул из ящика скопившиеся газеты и ту телеграмму. Он еще не успел снять пальто, когда в дверь позвонили. Соседка вручила ему еще одну телеграмму, оставленную почтальоншей. Телеграмма сообщала о дне похорон.
Весь вечер он пил, сидя у окна и вглядываясь в осеннюю темноту. Потом пошел к соседке и попросил взаймы еще бутылку водки. Соседка понимающе покивала, и он забрал бутылку. Походил по комнате, лег в ботинках на диван и уставился в потолок.
…Когда он очнулся, часы на стене показывали начало третьего. В комнате стоял тяжелый запах табачного дыма, люстра во всю мощь своих шести ламп заливала светом стол со стаканом, пустыми бутылками и переполненной пепельницей. Он сполз с дивана, снял ботинки и понес в полутемную прихожую. Швырнул под вешалку и посмотрел в большое настенное зеркало. Человек в сером пальто и надвинутой на глаза шляпе погрозил ему пальцем из зазеркального полумрака.
— Убирайся, не твое собачье дело! — просипел он, подался к зеркалу и увидел в нем свое помятое перекошенное лицо с пустыми глазами.
Утро он встретил у окна. Утро было отвратительным и безнадежным. Когда из туманной мглы стали проступать деревья, он увидел внизу, на тротуаре, знакомую фигуру. Человек в сером пальто поманил его рукой.
Он вздохнул, выудил из пепельницы окурок и несколько минут курил, расхаживая по комнате. Вышел из квартиры и начал очень медленно спускаться по лестнице.
Улицы были грязными и сонными, редкие прохожие осторожно пробирались между лужами. Уныло дребезжали трамваи, воспаленными глазами мигали спросонья светофоры, из подвалов тянуло гнилью. Он покорно брел за человеком в сером пальто, забираясь все дальше в кривые переулки.
Сараи. Помойка. Тихий подъезд. Вслед за человеком в сером пальто он поднялся на четвертый этаж и увидел приоткрытую дверь. За дверью была пустая комната с выцветшими обоями и присохшими к полу собачьими экскрементами. Человек куда-то исчез.
Он вошел, прикрыл за собой дверь и осмотрел комнату. Подошел к окну и сел на пол, обхватив руками колени. Потом снял шляпу, поднял воротник пальто и спрятал руки в карманы.
Комната была ему знакома.
Перекошенная дверь тихо скрипнула, и человек в сером пальто остановился на пороге. Взгляды их встретились и он, наконец, разглядел лицо человека.
— Чего ты хочешь? — вяло прошептал он и медленно встал.
Человек ничего не ответил.
— Хорошо, хорошо, — бормотал он, шаря руками по оконному переплету. — Согласен…
Окно распахнулось — и полезла, полезла в комнату сырость, пропитанная вонью помойки. Он отпрянул от окна и крикнул, с ненавистью глядя на неподвижную серую фигуру:
— Не хочу! Слышишь? Не хочу!..
Человек в сером пальто сделал шаг вперед.
— Ладно… Ладно… — У него тряслись губы, он зачем-то поднял с пола шляпу и, смяв, зажал в руке. — Чтоб ты подох!
Человек в сером пальто грустно усмехнулся и кивнул.
— Ладно… — Он вцепился в подоконник, посмотрел в безнадежную серость, перевел взгляд на тротуар, где валялась грязная безголовая кукла. — О, Господи!..
Шаги за спиной приближались. Тощая собака вытащила морду из помоечных отбросов, закатила подернутые бельмами глаза к небесной серости, придавившей город к земле, — и завыла. Вой глох в сыром осеннем воздухе.
В комнате было пусто. Шуршали крысы. Где-то в глубине дома голос радиодиктора бодро вещал о последних событиях.
Рассказ
— Мам, зайдем! — схватила дочь руку Марины.
— Отстань! — крикнула Марина. — Уже все деньги потратили. Папе скажи, чтоб зарабатывал больше. Тогда и зайдем.
Дочь замолчала. Она совершенно не умела добиваться своего.
Марина вспомнила прошлогодний поход в цирк, и гнев, давно окаменевший на дне ее души, полыхнул снова.
Бродячие артисты исполняли свои номера, запинаясь на каждом движении. Клоуна, черт возьми, не было. Обещанных тигров — тоже. Трусливые медведи, усохшие до охвата собачьих шей, кувыркались из-под палки. Наглый и пьяный факир клал морковку в один карман, а вынимал из другого. Гвоздем программы стал антракт: сок стоил ровно в пять раз дороже, чем на рынке, а выбор конфет и воздушных шариков превзошел столичный.
