Полдень, XXI век, 2010 № 06 - страница 56

Марина не выдержала и, вслед за дочкой, нагнула голову снова.

Каким образом голография получила вид именно из ее комнаты? Да, вроде бы, ее… А диван? И стол? И…и…

Марина зажмурилась, повернулась к простенку у входа и открыла глаза. Так и есть! Этот стеллаж отец сам изготовил на досуге. Марина шагнула к стеллажу, взяла первую попавшуюся книгу и, еще не перевернув ее, узнала на ощупь. Та самая, желто-коричневая с черным матерчатым переплетом, Карело-Финского государственного издательства. В руках Марины книга сама открылась на пятне, оставленном каплей с новогодних шпрот: «Глокая куздра штеко будланула…» Дальше пятно темнело и правильные буквы в нем чередовались с вывернутыми наизнанку.

Так, так. Всё ясно!

Дочь как заведенная бегала вокруг люстры — ну да, та самая, гэдээровская, с полосатыми плафонами. Марине вдруг до судорог в горле вспомнился вкус пертусина. Мучительно захотелось почесать шею, сохранившую память о колючем шарфе — неизменном наказании за грипп, ангину и всё в этом роде.

— Ладно, пошли.

Дочь описала последний круг и схватила Марину за руку.

И все-таки, как понимать эту голографию?

— Да, ловко вы это придумали! — сказала Марина, открывая дверь. — Ловко!

Мужик, не поднимая головы, тыкал паяльником в черные пластмассовые развалины на своем столе. Дым из банки, дым от паяльника, дым от новой сигареты сливались в один страшный, как подводная часть айсберга, пласт. Кроме дыма, теперь тут пахло еще и пьяной вишней.

— Пять рублей, значит? — спросила Марина.

Мужик покивал.

Марина достала кошелек и вынула пятирублевую монету:

— На, отдай дяде! — и Марина перешла из автобуса на залитую асфальтом площадку.

— Спасибо, Марин, — произнес мужик.

Марина обернулась и презрительно, на всякий случай, посмотрела в темноту. Неужели кто-то из тех плебеев, гаражных соседей отца, которые неизменно тянули ему руку на улице? Или сосед — поди их всех упомни! Или кому это из таксистов она… Я тебе дам «Марин»!

Мужик отложил паяльник, сунул едва раскуренную сигарету в банку и встал.

— Не узнаешь? — робко спросил он.

Озадаченно глядя на Марину, дочка продолжала протягивать ему монету.

— Не узнаю! — сказала Марина.

— Правда? — глотнул мужик. Он почесал руки и вытянул их по швам.

— Правда. Деньги возьмите.

Хлопая блестящими красноватыми глазками, мужик растерянно смотрел на Марину.

— Деньги возьмите, — повторила дочка.

Мужик опустил голову и как-то странно посмотрел на нее.

— А? Деньги…

Дочка снова ткнула ему монету — она держала ее вертикально, будто хотела втиснуть в автомат.

— Погоди-ка!

Мужик выбрался из-за стола, подошел, касаясь брюхом стен, к двери и снова открыл комнату. Его темный закуток вдруг озарился голубоватым светом, даже тень мелькнула, как от пролетевшей за окном ласточки.

— Туда бросай. На счастье.

Дочка посмотрела на Марину.

— Ну бросай, — пожала плечами Марина. — Да и пойдем уже, сколько ж можно.

Дочка махнула рукой так, как махала, бросая снежки. Монета глухо ударилась о сероватое пятно под плафоном, описала гиперболу, взлетела и, покатавшись вокруг собственной оси, позвенела и замерла на паркете. Вслед за монетой поднялись хлопья побелки.

Разинув рот, дочь посмотрела на Марину.

— Пошли, доня, пошли.

Оглядываясь на мужика, дочка спустила из автобуса сначала одну ногу, потом другую. Взяла Марину за руку и оглянулась снова.

Мужик захлопнул дверь в комнату, бросил засов налево и подергал на себя хромированную скобу.

Ничего, держалось будь здоров.

К чему мы привыкли в «ужастиках»? Инопланетяне, мертвецы, мистические силы заброшенного дома.

Тематика индивидуальных инопланетных вторжений (где на Землю попадает одно чудовище и камерно так убивает нескольких героев) давно исчерпала себя. А техногенные катастрофы, вызывающие размножение оживших мертвецов, просто смешны.

Ужасы, связанные с вампирами, не страшны. Они эстетичны и ценятся за готический антураж (вспомните, например, «Голод» с Дэвидом Боуи в одной из главных ролей). Если же они неэстетичны и вампиры не утонченные джентльмены и леди, а страшилища, отрывающие людям головы, то это уже дешевая «яичница», приравниваемая к похождениям тех же самых живых мертвецов.