— Ну, я не знаю, это вы у него спросите.
— Спросим, а как же. А не можете ли принять — трансперсонально — то, что я сейчас думаю? Нет? И не надо, я вам скажу. Вы можете быть трансперсоналом, трансвеститом, телепатом, это ваше личное дело. А вот грабеж и убийство — это уже не только ваше дело.
— Я не убивал его! Я… я не помог, да, я уехал, но я не убивал!
— Как же не убивали? Ведь ушибленного человечка иногда достаточно повернуть мордочкой вниз, и он выживет, а не повернешь — умрет.
— Да он сразу — наверное, когда об стену, то есть об забор этот, — и лежал уже трупом. Но я «скорую» вызвал!
— К трупу?
— Ну, на всякий случай.
— Угу. А на всякий случай, как вы оказались там, в этот момент? Совпадение?
— Н-нет.
— О! Первое правдивое слово. Значит, в момент наезда вы оказались на месте преступления не случайно?
— Нет, но это не то, что вы думаете. Я ехал на голос.
— Он так кричал?
— Да нет, на внутренний, ну, по пеленгу. Я слушал и быстро проезжал вперед.
— Как быстро?
— Ну, как можно быстрее, чтобы он не ушел.
— Вот он и не ушел. Не надо так быстро ездить в городе. Ладно, ясно. Пойдемте.
— Что ясно? Куда?
— В дверь пока. Да вы не волнуйтесь, для вас всё уже, можно сказать, в прошлом. Расслабьтесь.
Ну, вот. Вот и дожил. Нары и параша. И за что? Я же ничего не сделал. Меньше, чем ничего! Ничего не замышлял, ничего не хотел. И ничего не хочу — только жить. Просто жить, по-человечески, как люди живут. Ну так за что же? Сотовый забрали, адвокату позвонить не дали. Да что ж это такое? И как тут холодно! Голова гудит. Какая-то пустота и гул. И озноб. Простыл, что ли, по-настоящему? Или давление скакануло? Никогда, вроде… Тошно. Какая грязь, дрянь, на это лечь-то — стошнит. И не лечь — стошнит. Как бомж, пиджаком накрывшись, дожил! Как же здесь хо-лод-но.
— Ну, Филипп Федорович, к холоду-то уж должны были попривыкнуть. И к наружному, и к внутреннему.
— Это… — от вас? Ч-чертовский х-холод.
— Очень точное замечание. Ничего, я не надолго. Так только, потолковать по душам.
— П-по мою душу?
— Да кому она нужна, ваша душа? Мне — нет: не представляет практического интереса. Но представляет некоторый интерес другая душа. Одного зашибленного юродивого.
— Но она ведь уже… отлетела? В раю, наверное; юродивые же все там.
— Ой, не болтай о том, чего не знаешь, душевед! В спорных случаях судьба души ТАМ решается оставшимися ЗДЕСЬ. Теми, которые с ней соприкасались.
— А почему его случай спорный?
— Если ты этого до сих пор не понял, то и не надо. От тебя этого не требуется.
— А ч-что от меня требуется?
— Вот правильный вопрос. От тебя НИЧЕГО не требуется. Строго, категорически, если хочешь, императивно: НИЧЕГО!
— Так, а ч-что тогда — что императивно?
— Оставайся самим собой. Оставайся верным себе. Оставайся таким, какой есть. Этого достаточно. Это то, что нужно. Это всё, что нужно. И будет тебе и новая квартира, и теплое море, и новая сеть.
— И разбитое корыто?
— А корыто я тебе разобью за взгляд влево или взгляд вправо, ты понял меня, сказочник?
— Я п-пошутил.
— Чувство юмора у нас кончается с подписанием договора, так что веди себя правильно.
— Но ведь у вас, кажется, положено кровью? Я таких не п-подписывал.
— Да, кровью. Но мы не отстаем от жизни. Мы в гуще. Идем навстречу клиенту, учитываем спрос, готовим предложения: маркетинг! Как у вас, только лучше. Сейчас договора подписываются исключительно чужой кровью. Твой подписан дважды: вначале как соглашение о намерениях, а затем как обязывающий текст.
— Какое соглашение? С кем? Я ничего… Кто вы?
— Что это у вас всё проблемы с опознанием? А вот гляньте-ка на фоторобот преступника — узнаёте?
— Но это же я!
— Во, давно бы так; фиксируем явку с повинной.
— Но фоторобот же я и составлял!
— Ага! Фиксируем собственноручное.
— Это ошибка! Я всё объясню!
— Вот ваша подпись. Теперь понятно, почему вы не опознали предъявленное лицо.
— Да, я не опознал, но это потому, что на меня давили, мне угрожали, сыну моему угрожали!
— Кто же это тебе угрожал, японец? Скажи, разберемся.
— …Кто… кто вы?
— Опять не узнал? Ну, дай пять.
— А-а-а! Руку больно!
— Косточки тонкие, рисоед. Опознал теперь?
