— У меня готов чек, мистер Маккракен. Выписанный на ваше имя. — Пайпер выудил из кармана чек на пятнадцать тысяч фунтов и положил его на стол.
— Подумаешь, мелочь, — огрызнулся Уильям Маккракен. — Вы содрали с меня восемьдесят пять тысяч фунтов за другую подделку, которую состряпал по вашему заказу тот художник в Норфолке.
— Этот Рафаэль — не подделка, мистер Маккракен. Он настоящий, — сказал Уильям Аларик Пайпер.
— После того что мы услышали за последние несколько дней в суде, джентльмены, — голос Маккракена звучал презрительно, — ни одно жюри присяжных в мире невозможно будет убедить, что он настоящий.
— Я не стал бы утверждать это так категорически, — осторожно заметил Пайпер. — В любом случае я подготовил и другой чек — на восемьдесят пять тысяч фунтов. — Точно банкомет, сдающий карты, Пайпер положил второй чек рядом с первым.
— Это вполне разумное предложение, — сказал Грегори Хопкин. — Что касается подлинности вашего Рафаэля, мистер Маккракен, то я уверен, что ни один квалифицированный эксперт в ней не усомнится. Мистер Джонстон, который сидит слева от меня, считается самым лучшим знатоком ренессансной живописи в Британии, если не во всей Европе. Он считает эту картину подлинной. С ним согласны и все остальные специалисты из нашей галереи, включая меня. Мы все засвидетельствуем в суде, что этот Рафаэль — отнюдь не фальшивка. Вы должны будете найти свидетелей, которые придерживаются другого мнения. Это может оказаться нелегко.
Что-то вдруг словно оборвалось в душе Уильяма Маккракена. Он устал от вежливых речей, от аристократического лоска всех этих проклятых англичан. Ему вдруг страшно захотелось обратно в Нью-Йорк и Бостон, где все гораздо понятнее, захотелось к простым и честным жителям его родного Конкорда, штат Массачусетс. Он-то думал, что искусство можно скупать, как дома, или лошадей, или яхты. А сам будто очутился в зеркальном лабиринте, полном этих скользких людишек, которые так и норовят надуть его на каждом шагу.
— Ладно, я возьму чеки, джентльмены, — сказал он. — Надоели вы мне все — дальше некуда. Я возвращаюсь в Штаты. А со своими паршивыми картинами можете делать что хотите. Мне плевать.
С этими словами Уильям Маккракен взял чеки и вышел из комнаты, сердито хлопнув дверью.
— Мистер Пайпер, — сказал директор Национальной галереи. Ему в голову только что пришли две ужасные мысли. — Этот Рафаэль — подлинник или фальшивка?
— Подлинник, — сказал Пайпер.
— А чек, — продолжал Грегори Хопкин, — чек на восемьдесят пять тысяч фунтов — он подлинный? Или тоже… как бы это поудачнее выразиться…
— Чек, господин директор… — Пайпер подумал, что на его банковском счету едва ли что-нибудь осталось. — Чек, как и Рафаэль, безусловно, подлинный.
— Не снимай пальто, Фрэнсис. — Леди Люси ждала Пауэрскорта у парадных дверей дома на Маркем-сквер. — Как только ты ушел из конторы мистера Пью, тебе принесли письмо. От премьер-министра.
Леди Люси не стала рассказывать мужу, какого труда ей стоило удержаться и не заглянуть внутрь. Пауэрскорт взял нож для разрезания бумаг и вскрыл конверт. Затем прочел письмо вслух.
— «Уважаемый лорд Пауэрскорт, — начал он, — премьер-министр срочно хочет Вас видеть, желательно нынче же вечером. У него есть для Вас чрезвычайно ответственное поручение. Надеюсь, что мы с Вами встретимся в ближайшее время. Шомберг Макдоннел, личный секретарь премьер-министра».
Пауэрскорт побледнел. Он крепко обнял леди Люси и долго не отпускал ее. После того как он ушел, леди Люси стала рассеянно просматривать вечерние газеты. Они были полны отчетов о сегодняшнем драматическом заседании в суде. Ее взгляд случайно упал на заголовок на соседней странице. «Новые поражения в Южной Африке», — гласил он.
Только не это, сказала себе леди Люси. Пожалуйста, не надо! Все что угодно, только не это!
