Лорд Фрэнсис Пауэрскорт только что устроился в своем любимом кресле у камина в доме на лондонской Маркем-сквер, который служил обиталищем ему и его семье. Был ранний вечер. У ног хозяина спала черная кошка. Что-то уперлось ему в поясницу. Он повернулся и извлек из-под подушек крохотную русскую куколку, ярко раскрашенную в красный и синий цвета. Пауэрскорт поглядел на нее с нежностью. Должно быть, Оливия потеряла, подумал он и развернул газету.
В коридоре за дверью зазвучали шаги, и в комнату неторопливо вошла леди Люси Пауэрскорт. Даже на восьмом году супружества при ее появлении у Пауэрскорта сразу теплело в груди. В руках у нее было письмо.
— Это от кузины, — с улыбкой пояснила она мужу.
Подумав о родственниках жены, Пауэрскорт ощутил прилив легкой досады. Их было невероятное количество. Его уже познакомили примерно с полутора сотнями, и осталось еще штук двадцать — тридцать. По теории вероятности, среди них вполне мог встретиться премьер-министр или архиепископ Кентерберийский, а если повезет, то и капитан сборной Англии по крикету.
У леди Люси вырвалось невольное восклицание.
— О Боже! — негромко сказала она. — Какой ужас. Его убили.
— Кого убили, Люси? — В душе Пауэрскорта мгновенно проснулся профессиональный интерес. В прошлом он частенько шутил, что в один прекрасный день кто-нибудь из их обширной родни окажется замешан в ужасном преступлении и ему, Пауэрскорту, поручат его расследовать. Похоже, эта выдумка становилась реальностью.
К леди Люси уже вернулось обычное спокойствие. Она села в соседнее кресло.
— Кристофера, — ответила она. — Кристофера Монтегю. Ты его знал.
Пауэрскорт напряг мозги. Иногда он жалел, что не составил подробной картотеки всех своих родственников с фотографиями. Это намного облегчило бы ему жизнь! Монтегю, Кристофер Монтегю — встречал ли он когда-нибудь человека с таким именем? На память ничего не приходило.
— Ах, Фрэнсис, — грустно вздохнула леди Люси, — ты безнадежен. Вы же познакомились у Сары на свадьбе.
У которой из Сар? — в отчаянии подумал Пауэрскорт. Их было по меньшей мере четыре, если не пять. И тут на него снизошло просветление — словно туман вдруг расступился перед мысленным оком. Он вспомнил ту свадьбу и хрупкого человека лет тридцати с бокалом шампанского в руке. Невысокий, в безупречном сером костюме. С аккуратными усиками. Кажется, этот Кристофер Монтегю еще распространялся тогда о прелестях итальянской провинции…
— Такой довольно молодой парень, небольшого роста? — неуверенно произнес Пауэрскорт. Он смутно подозревал, что под это описание подошло бы не меньше десятка родственников леди Люси.
— Да, — печально подтвердила леди Люси. — Это он и есть.
— И как же он умер? — спросил Пауэрскорт, довольный тем, что проблему идентификации наконец удалось решить.
— Его задушили гарротой. Так пишет его сестра. Гаррота — это что-то вроде веревки или проволоки, которой стягивают тебе горло, пока ты не задохнешься, правильно?
Пауэрскорт почувствовал смущение из-за того, что благодаря близкому знакомству жены с его мрачной профессией ей известно значение подобных слов.
— Да, Люси, ты права. Где это случилось?
Леди Люси вытерла глаза.
— Они с сестрой жили на Боуфорт-стрит в Челси. Кристофер не был женат. Но у него была маленькая квартирка на Бромптон-сквер, где он работал. Там его и убили. — Леди Люси с грустью посмотрела на мужа. — Ты ведь не откажешься расследовать это убийство, Фрэнсис? Родные наверняка попросят тебя об этом.
— Конечно, не откажусь. Но чем этот Кристофер Монтегю зарабатывал себе на хлеб? У него был свой капитал?
— По-моему, кое-какие средства у него имелись, — ответила леди Люси. — Но ему вполне хватало и гонораров.
— Он что, писал в газеты? Значит, репортер?
— Кажется, от случая к случаю он писал для «Морнинг пост». Но всегда только о выставках и тому подобных вещах. Видишь ли, Кристофер совсем недавно стал приобретать известность как искусствовед.
Пауэрскорт удивился: какие же события в жизни искусствоведа могли повлечь за собой такую жестокую насильственную смерть? Ему казалось, что искусствоведы проводят свои дни в музеях и библиотеках, занятые размышлениями о сияющих вершинах кватроченто или аллегорических полотнах Пуссена. Потом он вспомнил, как Саломее поднесли на блюде голову Иоанна Крестителя, о Юдифи и Олоферне, об ужасных муках грешников на картинах Хиеронимуса Босха. Пожалуй, смерть и искусство не так уж и далеки друг от друга. Впрочем, причиной гибели Кристофера Монтегю могли стать и перипетии его личной судьбы…
