Расцвет русского народа — именно те короткие сорок лет советского строя, когда были сломаны и даже забыты сословные перегородки, и мы стали народом-семьей. Сын сельского священника Василевский становился маршалом, Королев после рабфака — академиком, Главным конструктором, Гагарин после ремесленного училища — первым космонавтом. Новое «дворянство» (номенклатура) честно служило и воевало. Но наступили благополучные 60-е годы, и третье поколение номенклатуры уже сильно отличалось от первых. Оно уже в массе своей пришло не из рабфаков и глухих деревень, это были дети начальства. Они обрели сословное сознание и научились отделять свои сословные интересы от интересов общества и государства.
Возникает и конфликт правящего сословия с официальной идеологией государства. Она всегда накладывает ограничения на аппетиты элиты, напоминает о ее обязанностях. Так было и в начале века, но религия была терпима к барству, и открытого конфликта дворянства с церковью не возникло. Иное дело коммунистическая идеология, она была несовместима с сословными интересами верхушки советского общества. Здесь возникла именно ненависть. Уже в 60-е годы у простого человека, случайно попавшего в компанию бюрократов и партработников, крайнее изумление вызывало то удовольствие, с которым они смаковали антисоветские анекдоты. Осознав свою ненависть, они начали упорную работу по разрушению коммунистической идеологии. Все, что ей вредило, находило поддержку, Все, что ее укрепляло (в том числе разумная критика), душилось. Объяснима и ненависть к Сталину. Он, создатель номенклатурной системы, в то же время применял жестокие методы контроля над нею — и сам ее ненавидел («каста проклятая»). После 1953 г. люди сталинского типа не имели уже никакого шанса подняться к руководству.
Заметим, что сначала меньшевики, потом Троцкий и наши вульгарные марксисты выводили свои антисоветские концепции из того, что якобы номенклатура превратилась в класс, владеющий собственностью и потому враждебный трудящимся. Это неправда. Классы довольно открыты, статус в них не наследуется (балбес может жить на деньги папы-буржуя, но стать умелым предпринимателем по блату не сможет). Поэтому вырождения классовой элиты не происходит. Еще важнее для нас тот факт, что элита правящего класса является одновременно творцом идеологии и государства. В отличие от сословия, она в принципе не заинтересована в подрыве своей идеологии и государства. В отличие от сословия, буржуазия не тяготеет к национальной измене. Советская номенклатура не была классом, она была именно сословием, которое под конец тяготилось своим государством.
Разумеется, и в дворянстве, и в советской номенклатуре были честные люди, которые любили свою Родину. Но в период упадка уже не они решали дело. Национальная измена номенклатуры была потрясающе единодушной. Было бы интересно опубликовать список всех сотрудников аппарата ЦК КПСС последних лет СССР с указанием их нынешней должности и доходов (а также рода занятий их близких родственников).
Омерзение, которое вызывает правящее сословие периода упадка, неразумно. «Волга» секретаря райкома вызывала злобу, а «мерседес» сопляка-ворюги воспринимается равнодушно, а то и с симпатией. Это неразумно, потому что тот секретарь райкома с прагматической точки зрения был все равно лучше ворюги. Но люди не следуют прагматическим расчетам, от секретаря райкома уже пахло изменой, а от шпаны на иномарках — только перегаром.
Конечно, если бы не холодная война, то советский строй пережил бы болезнь, и мы нашли бы близкий нам тип демократии. Уцелеть при номенклатуре 80-х годов, заключившей союз с Западом, СССР уже не мог. Недовольство трудящихся было глухим, но устойчивым — на нем можно было паразитировать антисоветским идеологам. Не было понято предупреждение Ленина рабочим — бороться с советским государством, но в то же время беречь его, как зеницу ока. Убийственным был бунт интеллигенции — «бессмысленный и беспощадный». Историческая вина ее в том, что она не сделала усилий, чтобы понять, против чего же она бунтует. Она легко приняла фальшивые лозунги, подсунутые ей идеологами самой же номенклатуры. Так интеллигенция начала «целиться в коммунизм, а стрелять в Россию». И до сих пор продолжает стрелять.
