Через два дня в лагере появился новый гонец — Исмаил-ага, доставивший письмо от Бахти-Гирея. Ничего особенного в письме не содержалось, кроме призыва иметь дружбу с Россией и просьбы «наикрепчайше подтвердить, что татарам от войска никакого вреда чинено не будет».
Ему Панин ответил круто: потребовал немедленно прислать уполномоченных людей «к сочинению договора на возобновление желаемой дружбы». И предупредил, чхобы до окончания переговоров татары не приближались к армии ближе сорока вёрст.
Исмаил-агу задерживать не стали — отправили на следующее же утро.
— Ежели орды пойдут на наши условия, — сказал Панин Веселицкому, — то сего сераскира надобно определить в ханы...
* * *
Июль — август 1770 г.
Подготовка к штурму Бендер шла своим чередом. Став у крепости лагерем, Панин растянул полки огромной дугой, охватившей Бендеры с западной стороны; с восточной — естественной преградой был Днестр, на левом берегу которого расположились несколько батальонов с пушками и кавалерийские эскадроны, чтобы полностью блокировать сообщение по реке и исключить возможность подвоза осаждённым припасов и подкреплений.
Разработанный инженерным генерал-майором Рудольфом Гербелем план осады был утверждён Паниным, и в ночь на 20 июля сапёры отрыли в трёхстах саженях от крепостных стен первую параллель, вместившую в себя передовые роты.
Перед параллелью тянулся крепкий турецкий ретраншемент, и сидевшие в нём янычары, заслышав стук лопат и кирок, шум голосов, всю ночь стреляли наугад из ружей — несколько сапёров были ранены шальными пулями.
Панин вызвал к себе начальника армейской артиллерии генерал-майора Карла фон Вульфа:
— Мешают бусурмане, Карл Иванович... Надобно помочь гренадерам сбить с них спесь.
— Собьём, ваше сиятельство! — заверил его Вульф.
Спустя несколько часов на ретраншемент обрушился огонь русских батарей. Тяжёлые бомбы крушили укрепления, горячие осколки ядер липко впивались в тела янычар. Оставшиеся в живых турки были затем выбиты решительным штыковым ударом гренадер.
Гербель тут же посоветовал Панину использовать ретраншемент в качестве второй параллели:
— Чем отрывать новую — легче и быстрее подправить разрушенное.
Панин одобрил предложение, но приказал поторапливаться.
— Уже середина лета, а мы только приступили к настоящей осаде, — недовольно пробурчал он.
Гербель торопился, но пушечный огонь с крепостных стен мешал быстрому продвижению вперёд. Только в конце июля, воспользовавшись недосмотром турок, удалось ночью откопать третью, последнюю, параллель, и 3 августа инженерные команды начали работы по прокладке подземных галерей к гласису.
5 августа к Веселицкому прискакал солдат с пикета на каушанской дороге.
— Ваше высокоблагородие, татары прибыли на пост!
— Много?
— С десяток будет.
— Воротись и скажи, что я сейчас приеду, — велел Веселицкий, у которого давно было обговорено с Паниным, как следует встречать депутатов.
В богатой карете, запряжённой четвёркой лошадей, с большой свитой и эскадроном кавалерии Пётр Петрович отправился к посту.
Поражённые пышной встречей, ногайцы притихли, изумлённо разглядывая свиту.
Веселицкий возвышенным тоном приветствовал депутатов, старшего среди них — едисанского Мамбет-мурзу — усадил рядом с собой в карету, и процессия неторопливо двинулась к лагерю.
Путь оказался достаточно долог: Веселицкий, как было задумано, повёз гостей вдоль расположившихся для осады полков. Ногайцам надо было показать, насколько сильна армия, и тем самым сделать их сговорчивее. Среди множества повозок, солдатских и офицерских палаток вышагивали пехотинцы, гарцевали всадники, на батареях артиллеристы копошились у пушек.
— Мы от друзей секретов не держим. Поэтому и повезли вас прямой дорогой... (На самом деле карета сделала приличный, но незаметный глазу крюк). Если бы подошли полки, что находятся ещё на марше, то, пожалуй, здесь и места всем не хватило бы, — очень правдиво соврал Веселицкий.
Карета остановилась неподалёку от палатки командующего. Веселицкий и Мамбет-мурза вышли из неё. Остальные депутаты слезли с лошадей. Дальше все пошли пешком.
