Реляция его отца о подписании мира с турками взбудоражила всех. Радостная Екатерина мигом пожаловала молодого полковника генерал-майором и, лаская благодарным взглядом, сказала взволнованно:
— Батюшка ваш, как истинный слуга отечества, приобрёл для него выгоды сверх всяких ожиданий. Подобного славного и полезного для России мира не было со времён Ништадтского...[25]
В опубликованном через неделю правительственном сообщении коротко, но ёмко разъяснялось подданным империи:
«При многих других весьма важных выгодах и преимуществах для империи, с одной стороны, вконец из среды изымает все до сего настоящие причины по взаимным раздорам между ею и Портой Оттоманской чрез освобождение всего Крыма и всех вообще татар от власти турецкой, и чрез превращение их в область вольную и независимую; с другой — созданием пристаней, а именно городов Керчи, Еникале и Кинбурн на Чёрном море отверзает оной согражданам нашим свободный путь к новым промыслам и торгам в Оттоманских областях беспосредственным кораблеплаванием по Чёрному и Белому морям».
На очередном заседании Совета Екатерина, недолюбливавшая Румянцева, поступила честно: воздала должное могучему таланту полководца и политика, а затем без неприязни подписала рескрипт, в котором высоким слогом признавались заслуги генерал-фельдмаршала:
«Возвещая мир, рук ваших творение, возвестили вы нам в то же время через оный и знаменитейшую вашу услугу пред нами и пред отечеством... Мера благоволения нашего к вам и к службе вашей стала теперь преисполнена, и мы, конечно, не упустим никогда из внимания нашего, что вам одолжена Россия за мир славный и выгодный, какого по известному упорству Порты Оттоманской, конечно, никто не ожидал, да и ожидать не мог».
Однако общая искренняя радость по поводу окончания войны — в Петербурге ещё не знали о крымских боях — не туманила разум, ибо все понимали разницу между подписанием договора и точным исполнением его артикулов.
Никита Иванович Панин, нахваливая Румянцева за содеянное, предупредительно говорил в Совете:
— Течение времени покажет, как строго станет Порта блюсти свои обещания. Но с нашей стороны за систему политического поведения следует принять показание во всех делах, до Порты относящихся, и желание и дальше утверждать постановленный мир. Сие можно сделать через уклонение от малейших поводов к какому-либо турецкому недовольству, а вяще — через скорейшее заведение взаимной наивыгоднейшей торговли, дабы учинить турок не только её участниками, но и в рассуждении их собственной корысти — прямыми ревнителями о лучшем сохранении мира. Для исполнения же сей политической системы следует поспешить с разменом ратификаций, чтобы сим свершить последний формалитет... Граф Румянцев поступил весьма осмотрительно, определив нескорые сроки оставления нашими войсками турецких земель. Без ошибки можно предугадать, что везир ускорению оных сроков был бы отменно рад. И здесь граф мог бы внушить ему, что помянутые сроки будут до крайности сокращены, если Порта пойдёт на действительный размен ратификаций прежде прибытия ко дворам взаимных торжественных посольств. Совет единодушно поддержал Панина Но Румянцев не знал рассуждений Совета о возможном ускорении ратификации и отправил в Шумлу переводчика Мельникова с предложением великому везиру «подтвердить трактат обыкновенными государей ратификациями чрез взаимные торжественные посольства».
Мельников уехал. А через несколько дней прислал фельдмаршалу рапорт с неожиданным известием: великий везир Муссун-заде скоропостижно скончался и теперь новым везиром назначен Изет-Мегмет-паша.
Румянцев сразу насторожился: согласится ли Изет с условиями мира?.. Паша мог отклонить их, сославшись на то, что он никакого трактата не подписывал и, следовательно, ответственности за его соблюдение не несёт.
Поразмыслив, Пётр Александрович приостановил начавшийся было вывод войск с завоёванных земель и поспешил отправить в Константинополь бывавшего уже там полковника Христофора Петерсона[26].
* * *
Июль — август 1774 г.
Известие о подписании мира изменило положение Веселицкого. Капудан-паша Мегмет прислал на «Патрон» чиновника, объявившего резиденту, что он теперь не пленник, а гость. Этот же чиновник перевёз Петра Петровича на берег к Али-паше. Тот поздравил его с окончанием войны, а потом высказал пожелание о переводе своего флота в Кафу.
