— Хан и старики готовят заговор, — настойчиво и озабоченно уверял Бекир. — Едва турецкие корабли с десантом подойдут к берегам Крыма — все враз выступят... На таманской стороне до семи — десяти тысяч турок готовы к десанту.
Веселицкий Бекиру верил — он ни разу не обманул его. Но всё же попытался найти другие подтверждения словам конфидента.
Соблюдая предельную осторожность, он обратился к Абдувелли-аге и Мегмет-мурзе, однако те, несмотря на обещанные пансионы, ушли от ясного ответа. Олу-хани, по-прежнему благоволившая статскому советнику, через служанку подтвердила только то, что диван действительно часто заседает ночью, но не сказала о содержании ведущихся на нём разговоров.
В диване, по всей вероятности, прознали о чрезмерном любопытстве Веселицкого: солдаты из его охраны стали доносить о подозрительных людях, замеченных у резиденции. Веселицкий запретил конфидентам даже приближаться к его дому, а все сведения передавать через верных приятелей. От Бекира он потребовал представить какие-либо убедительные доказательства существования заговора...
Густой майской ночью от Бекира пришёл грек Иордан и сказал, что во дворце опять собрались все чины, которые решили в наступающую субботу следовать к Керчи и Еникале. Туда же было велено идти всем татарам.
— И хан поедет? — сердито спросил Веселицкий, донельзя растревоженный услышанным.
— Да, поедет.
— А ты не обманываешь?
— Так Бекир сказал. Он сказал — я передал.
— В субботу? Значит, через три дня... Хорошо, иди. — Веселицкий механически бросил ему в руки кошелёк. — Отдашь Бекиру!..
Когда грек ушёл, Дементьев посоветовал предупредить комендантов крепостей и генерала Якобия.
— За этим дело не станет, — отмахнулся Веселицкий. — Хана уличить надо!.. И заговор сорвать!
— Но как?
Веселицкий нервно побарабанил пальцами по столу, хлопнул ладонью, сказал отрывисто:
— Завтра пойдёшь во дворец... К хану... Добьёшься для меня аудиенции. На субботу!
— Хан может отказать.
Веселицкого, раздосадованного сообщением Бекира, вдруг обуял гнев.
— Умри, а добейся! — раздражённо вскричал он. И тут же, понимая, что незаслуженно обидел переводчика, извиняющимся тоном добавил: — Семён, прошу, справь службу...
На следующее утро Дементьев был во дворце. Сагиб-Гирей долго отказывался принимать русского резидента в указанный день, предлагал встретиться позднее. Дементьев проявил необыкновенную настойчивость и твёрдость.
— Речь пойдёт о делах, составляющих благополучие не только России, но и Крымского ханства, — говорил он, избегая уточнять тему предстоящего разговора. — Ни один государь не может оставаться безучастным к судьбе своих подданных в минуту, когда им угрожает смертельная опасность... Я не уйду из дворца, пока не получу положительного ответа!
Хан неохотно согласился дать аудиенцию.
В субботу, 24 мая, в третьем часу дня, в присутствии хана и всего дивана Веселицкий обвинил татар в готовящемся заговоре против России. Говорил он недолго, но резко, и закончил речь восклицанием:
— Действия ваши есть тягчайшее клятвопреступление! Перед своим народом!.. Перед Россией!.. Перед Господом!
Разоблачение Веселицкого ошеломило членов дивана. (Позднее он отметит в рапорте, что татары «не были в состоянии минуты с четыре и слова вымолвить, но, взирая друг на друга, выдумывали, какими красками злой свой умысел лучше прикрыть»). Смятение чиновников подтвердило правоту конфидента — заговор действительно готовился. Но теперь татарское выступление будет сорвано: вряд ли хан и беи отважатся на мятеж, зная, что русским всё известно и войско их, без всякого сомнения, подготовлено к отпору.
Первым пришёл в себя хан-агасы Багадыр-ага. Натянуто улыбаясь, он сказал слащаво:
— Его светлость хан и все чины правительства уверяют вас, что они в силу заключённого трактата вечной дружбы и союза ни о чём более не пекутся, как о распространении доброго согласия между свободными народами и искоренением злых людей... А вас мы просим не верить лживым слухам и объявить доносчиков, сеющих смуту, для их примерного наказания.
— В таком случае вам придётся наказать половину Бахчисарая, — запальчиво ответил Веселицкий. — Люди из моей свиты ходят по городу, своими глазами видят чинимые в последнее время приготовления. А в кофейных домах, в гостиных дворах, в лавках всё открыто, без всякого зазрения и опаски говорят о выступлении его светлости в поход на Керчь... Я сам видел, — соврал Веселицкий, — как три ночи назад по Бахчисараю ехали в большом числе вооружённые татары.
