Броун дошёл до деревни Чуюти, совершенно пустой — ни человека, ни собаки, — и стал на ночлег.
В последующие два дня марши проходили спокойнее: татары по-прежнему сопровождали отряд, но держались в отдалении.
1 июля, после полудня, Броун достиг Салгира. Это был верный признак, что отряд почти у цели. Пройдя вниз по течению ещё несколько вёрст, отряд вышел к месту, где переправлялась армия Долгорукова. Здесь всё так же стоял понтонный мост, по которому шла коммуникация между Перекопом и Кафой, но само место преобразилось: инженерные команды возвели крепкий редут, надёжно защищавший переправу.
«Теперь нам сам чёрт не страшен, — устало подумал Броун, горячечным взглядом окидывая редут, торчащие во все стороны пушки. — Здесь ни сабля татарская, ни пуля не достанет...»
Спустя десять дней двадцатидевятилетний генерал-майор Броун умрёт от «моровой язвы».
* * *
27 — 29 июня 1771 г.
Оставив лагерь у Индола, пройдя за два дня двадцать две версты, армия Долгорукова остановилась в десяти вёрстах от Кафы.
Рано утром 29 июня полки построились в две колонны. Одной командовал Эльмпт, другой — Берг. На долю Романиуса выпало принять под команду два кавалерийских полка и прикрывать марш колонн. Спустя три часа армия подошла к Кафе.
Древняя крепость Кафа занимала удобное к обороне местоположение: справа её закрывали лесистые горы, затруднявшие обход с тыла, слева — Чёрное море, в водах которого, держа под прицелом корабельных пушек побережье, стоял большой — до 80 судов — турецкий флот. Штурмовать Кафу можно было только по центру, но здесь, на открытой равнинной местности, турки выстроили из земли и камней длинный ретраншемент, укрепили его мешками с песком и поставили около трёх десятков орудий, открывших огонь, как только показались первые всадники авангарда.
Долгоруков расположил армию в боевой порядок: пять батальонов Мусина-Пушкина и егерский корпус подполковника Долгорукова образовали одно огромное каре, наносившее главный удар; левый фланг прикрывал отряд лёгкой кавалерии Прозоровского, правый — Изюмский гусарский полк генерал-майора Максима Зорича и Псковский карабинерный генерал-майора Ивана Багратиона; за Мусиным-Пушкиным командующий поставил ещё одно каре — пять батальонов князя Алексея Голицына — и две артиллерийские бригады: справа — генерал-майора Николая Тургенева, слева — генерал-майора Карла фон Вульфа.
Войска ещё занимали исходные для атаки позиции, как на правом фланге показалась татарская конница, стоявшая в засаде за крепостью. Татары быстро преодолели турецкий ретраншемент и с визгливыми криками помчались на полк Зорича.
Максим Фёдорович покрепче ухватил поводья, взмахнул рукой:
— Вот и дело приспело, гусары!.. Не осрамись!
Кто-то за его спиной протяжно, по-разбойничьи засвистел, серебристыми бликами сверкнули взметнувшиеся над головами сабли, и шедший лёгкой рысью полк изюмцев в несколько мгновений перешёл на карьер.
Почти одновременно загремели залпы артиллерийских бригад. Ядра и бомбы посыпались на ретраншемент, дробя тяжёлые камни, вспарывая холщовые мешки и человеческие тела. Сидевшие за укрытиями янычары прижались к земле, стреляли редко, беспорядочно; зато турецкие батареи, затянутые крутобокими клубами дыма, огонь усилили.
«Пушки, пушки подавить надобно, — озабоченно подумал Долгоруков, опуская зрительную трубу. — Иначе побьют пехоту. И к ретраншементу не пустят...»
В этот миг артиллерийскую канонаду перекрыл могучий, густой грохот. Над ретраншементом тягуче полыхнул багровый столб пламени, в небо, перекатываясь волнами, поднялся огромный белый гриб дыма.
Долгоруков сунул трубу в глаз, посмотрел, вскричал громко:
— Найти мне того молодца, что сие сотворил!..
Молодцом оказался поручик Семёнов. Пока турки обстреливали пехотные каре, пока татары рубились с гусарами Зорича, поручик со своими артиллеристами скрытно втащил на вершину ближней к Кафе горы картаульный единорог, высмотрел, куда турки бегают за пороховыми зарядами, сам навёл его на нужное место. Дважды пудовые бомбы падали в стороне. Поручик ругался, опять наводил... Третий выстрел был точен!
