Когда же, прибыв во дворец, переводчик на аудиенции назвал себя и цель приезда, калга понял свою оплошность и, приняв письмо, коротко расспросив о новом главнокомандующем Долгорук-паше, приказал проводить гостя на прежнюю квартиру.
Отобедав, отдохнув часок, Мавроев под вечер собрался погулять по городу, потолкаться у кофеен и лавок, послушать, о чём говорят татары. Но едва вышел из дома — был остановлен тремя стражниками.
— Вернись назад! — грубо крикнул один их них. — И не смей покидать дом!
Мавроев оторопело посмотрел на татарина:
— Я гость калги-султана!
— Ты не гость. Ты пленник калги... Вернись!
Не ожидавший такого поворота дела, Мавроев понуро шагнул к двери...
Пока русский посланец, томясь от неизвестности, коротал дни под арестом, Мегмет-Гирей отправил к Джан-Мамбет-бею и Хаджи-мурзе четырёх мурз, приказав им уговорить орды предпринять нападение на российские войска, стоявшие на винтер-квартирах на Украине. За это калга обещал ногайцам много денег от Порты и султанское помилование за предательское отторжение.
Мурзы вернулись в Бахчисарай мрачные: едисанцы и буджаки не только не дали согласия участвовать в набеге, но и посоветовали калге не дожидаться вторжения армии в Крым, бросить Порту и направить в Россию знатных послов для постановления договора о дружбе.
Взбешённый таким ответом, Мегмет-Гирей исступлённо кричал в диване, что людей, которых посылает Россия для возмущения крымского народа, следует брать под стражу и вешать.
— И этого Мавроя я велю повесить! А предателей едисанских, приехавших с ним, прикажу сжечь живьём!
Его неожиданно и дерзко перебил Шагин-Гирей-султан, один из многих наследников ханского престола.
— Глупые поступки не украшают калгу!
— Что-о? — опешив, протянул Мегмет.
— От гибели одного российского человека и двух едисанцев никакого ущерба ни России, ни орде не последует, — звонко сказал Шагин. — Но избавит ли это от великих бедствий Крым?
Калга, прищурив жёлтые глаза, недоумённо посмотрел на молодого султана. Он мог бы понять протест беев могущественных крымских родов — но что побудило дерзить этого мальчишку?
— Посмотри кругом, калга, — раздался тихий голос кадиаскера Фейсуллах-эфенди. — От сильных морозов пал почти весь скот. Хлеба мало, и он дорогой. Народ наш в страхе перед русским вторжением. А турок в крепостях едва ли до семи тысяч будет. И неизвестно, прибавятся ли их гарнизоны. Кто встанет на защиту Крыма?.. Если мы по-прежнему будем России неприятелями — милости от неё не жди!
Взгляд Мегмета стал колючим... «Кадиаскер заодно с султаном?.. Неужели заговор?» — мелькнула тревожная мысль... Но самообладание он не потерял, бросил коротко:
— Что вы хотите?
Шатин ответил однозначно, с вызовом:
— Мы желаем жить в союзе с Россией!.. И скоро пойдём из Крыма к Джан-Мамбет-бею.
Кадиаскер, подтверждая слова султана, часто закивал узколицей головой.
«Они сговорились, — решил Мегмет. — Но кто ещё?»
А Шагин, осмелев вконец, прикрикнул:
— Прикажи, калга, освободить Мавроя! А я доставлю его к русской границе...
Двадцатипятилетний Шагин-Гирей-султан рано лишился отца. Но это печальное событие, как ни странно, благотворно отразилось на судьбе юноши, избежавшего нудного однообразия жизни, свойственной почти всем ханским детям. Он уехал в Европу, где несколько лет жил и учился в Венеции, в Фессалониках и вернулся в Крым только по зову своего дяди — грозного Керим-Гирея, — назначившего племянника сераскиром Едисанской орды. Некоторое время Шагин находился на виду, но после скоропостижной смерти хана Керима, надолго ушёл в тень. А теперь, оказавшись в диване, резко выступил против калги, фактически — против Селим-Гирея.
Хорошая образованность Шагина, его знакомство с блестящей европейской культурой, светским образом жизни со всей очевидностью показали пытливому и просвещённому юноше дикую, архаичную структуру Крымского ханства. Он, конечно, скрывал неприятие сложившихся за века порядков, но когда среди татарских народов произошёл раскол, когда ногайцы подались к России, а у крымцев забродили умы, Шагин понял: надо выступить в диване ещё до похода Долгорукова, в успехе которого он не сомневался, заявить о себе как о стойком и верном стороннике России.