— Коня! — потребовала она. — Подведите коня!
Харальдр подвел ей лошадь, и Александра нежно к ней прильнула, легонько поглаживая гладкую теплую шею животного собранными в кулак пальцами. Лошадь опустила голову на плечо хозяйке. От этого Александре стало легче. Харальдр, торжественно опустившись на одно колено, выставил вперед ладони, сведя их наподобие чаши. Его госпожа попыталась как можно грациознее сесть в седло и, взявшись за поводья, какое-то время безмолвно сидела, набираясь сил перед обратной дорогой в гостиницу.
Толпа снова оживилась. С высоты седла Александре видны были радостно скалящиеся лица обступивших ее людей. Слышались приветственные возгласы, крики, кое-кто, похоже, пустился уже и в богословский спор. Совершенно внезапно неподалеку от себя она обнаружила того самого старика, что молился под городской стеной неподалеку от базара. Их взгляды встретились. Александра удостоила его царственного кивка. Старик, согнув спину, подобрал с земли что-то, стрельнувшее мгновенным ярким отсветом. Подняв, подошел и протянул ей.
Это был предмет, который аббат, помнится, назвал «дордже» — имеющий форму скипетра металлический прутик, используемый жрецами при ритуале Алмазной Тропы.
— Шамбала, — прошамкал беззубый рот, — Шамбала.
Приняв прутик, Александра с изумлением почувствовала, как необычное тепло, словно бы влившись в руку, волной прокатилось по всему телу, не оставив ни следа от утомления. Брайениус посмотрел на сестру в некоторой растерянности.
— Чтоб была удача, — пояснила она, затыкая прутик за пояс.
— Сестрица, у тебя хватит сил добраться до гостиницы? — участливо спросил он.
— Это еще что, брат мой? — с негодованием воскликнул подъехавший Сулейман Мисьяр ибн Мулхамиль. — Посылать женщину, свою соотечественницу, — он из вежливости избегал глядеть в ее сторону, — в какую-то убогую гостиницу, когда жены моего дяди только и ждут, как бы наперегонки броситься выполнять малейшее ее пожелание!
«Бьюсь об заклад, на это я не пойду, — подумала Александра. — Византийка, женщина, да еще и христианка. Уж лучше держаться подальше от купеческого гарема со всеми его сомнительными соблазнами».
— Прежде чем переселяться или хотя бы подумать о трапезе, — благодарно кивнула она купцу, — мне нужно выкупаться и переодеться. Может, вернемся к этому разговору позже?
Кроме того, ей хотелось вина — может, даже и не один кувшин — а главное, отдыха. Более же всего сейчас ей хотелось слезть с этой несчастной, измученной лошади и поскорее выбраться из гомонящей, пахнущей терпким потом людской толчеи. Многочисленные зеваки, начав уже забывать об Александре, на все лады толковали о поединке, силясь протиснуться поближе, взглянуть, с кем это там так расправились.
— Сжечь эту падаль! — выезжая из толпы, повелительно бросала она тем, кто мог ее слышать.
Лошадь постепенно вынесла ее из людской толчеи.
Сулейман Мисьяр ибн Мулхамиль издали, почтительно раскланявшись, тоже ускакал.
Подъехал Брайениус:
— Если ты чувствуешь себя сносно, то я отлучусь на похороны своего сына.
Некоторое время Александра недоуменно смотрела на брата, пока до нее не дошло, что речь идет о кафире. Человек, погибший от рогов нежити, был одним из воинов Брайекиуса.
— Так это ты король кафиров? — спросила она.
— Они называют себя симпошами. А насчет того, король ли я, отвечу: да. И сейчас должен ехать к ним.
— Мои офицеры проводят меня до гостиницы, — заверила брата Александра.
— Лео умер, — тихо произнес Брайениус. Его лицо исказила гримаса боли. Чувствовалось, как отчужденность, разделявшая их, исчезает.
Он отвернулся, чтобы Александра не видела его глаз. Так, молча, они держали путь до самых ворот.
Внезапно послышался дробный перестук копыт. Отделяя путников от ворот, перед Брайениусом и Александрой развернулась на скаку кавалькада всадников. Рука Александры легла на рукоять меча. Но она ошиблась. Всадники оказались людьми из империи Цинь, По жесту принца один из них, спешившись, приблизился к Александре. Она, застыв лицом, величественно восседала в седле, напоминая мраморного Цезаря, украшавшего ее дом в Византии. Приблизившись к ногам Александры, придворный опустился на колени и ткнулся лбом в дорожную пыль — знак почтения, который у нее не родине оказывался разве что ее брату, базилевсу.
