— Сколько времени прошло с тех пор, как этот убийца начал орудовать? Девять недель, не так ли?
Не спеша Лекёр проглядел колонки в своей книжке.
— Да. Чуть больше девяти. Первый случай был двадцатого октября, в районе Эпинетт.
— Вы говорите, что ваш брат не сообщил сынишке, что он безработный… Значит ли это, что по вечерам он по-прежнему уходил из дому, как будто шел на работу?
— Да. Он и думать боялся сказать ему об этом. Понимаете… Это трудно объяснить. Он души не чаял в мальчике. Сын — это для него все, ради чего стоит жить. Он для него стряпал, укладывал его в постель перед уходом и будил по утрам…
— Это не объясняет, почему он не мог ему сказать.
— Для него непереносима была мысль, что в глазах ребенка он будет выглядеть неудачником.
— Но чем же он занимался по ночам?
— Перехватывал случайную работу. Когда с ним случался один из его приступов…
— Приступов чего?
— Астмы… Его схватывало время от времени… Тогда он отлеживался где-нибудь на вокзале, в зале ожидания. Однажды мы с ним так целую ночь просидели, все говорили…
— А теперь предположим, что мальчик проснулся сегодня рано утром и увидел отца в окне комнаты мадам Файе.
— Окна замерзли.
— Вряд ли, если окно было открыто. Множество людей спит с открытыми окнами, даже в самые холода.
— К брату это не относится. Он всегда мерз. И он слишком беден, чтобы транжирить тепло.
— Ну, что касается окна его комнаты, мальчику стоило лишь процарапать изморозь ногтями. Когда я был мальчишкой…
— Да. Мне тоже приводилось… Но дело-то все в том — было ли открыто окно у старухи?
— Оно было открыто, и в спальне горел свет.
— Я все думаю: куда же мог уйти Франсуа?
— Мальчик?
То, что он все время возвращался к мальчишке, удивляло и даже несколько приводило в замешательство. Положение, вне всякого сомнения, было запутанным и запутывалось еще больше по мере того, как Андрэ Лекёр в своей спокойной манере сообщал инспектору самые что ни на есть компрометирующие детали о своем брате.
— Когда он вернулся сегодня утром, — снова начал Сэлар, — он принес с собой несколько свертков. Вы понимаете, что…
— Но ведь это же рождество.
— Верно. Однако чтобы купить курицу, торт и этот новый радиоприемник, ему нужны были деньги, и не малые. Брал он у вас взаймы в последнее время?
— Последние недели — нет. Я его месяц не видел. Было бы лучше, если бы мы встретились. Я бы сказал ему, что сам собираюсь подарить Франсуа приемник. Он у меня здесь. То есть там, внизу, в гардеробной. Собирался сразу же занести его им, как только освобожусь.
— Согласилась бы мадам Файе дать ему в долг?
— Маловероятно. Странная это была женщина. Ей вполне должно было хватать на жизнь, но все равно она с утра до вечера работала на других. Случалось, что ей приходилось давать в долг людям, у которых она была поденщицей.
Все еще в замешательстве, инспектор встал.
— Поеду посмотрю, — сказал он.
— К мадам Файе?
— Туда и на улицу Васко да Гамы. Если будут какие-нибудь новости, дайте мне знать, ладно?
— Там нет телефонов, но я смогу связаться с вами через полицейский участок на набережной Жавель.
Едва затихли шаги инспектора, как зазвонил телефон. На карте на этот раз не зажглось ни одной лампочки. Звонили из города, с вокзала Аустерлиц.
— Лекёр? Говорит вокзальный полицейский пост. Мы его взяли.
— Кого!
— Человека., чьи приметы были разосланы. Его фамилия Лекёр. Как у вас. Оливье Лекёр. Ошибки быть не может, я видел его удостоверение личности.
— Не отходите от телефона, хорошо?
Лекёр бросился из комнаты, потом вниз по лестнице и как раз успел перехватить инспектора, когда тот садился в одну из машин префектуры.
— Инспектор!.. Аустерлицкий вокзал на проводе. Они нашли моего брата.
Сэлар был грузен, и лестница далась ему с трудом — он пыхтел и отдувался. Трубку он взял сам.
— Алло!.. Да… Где он был?.. Что он делал?.. Что?.. Нет. Допрашивать его там сейчас нет никакого смысла… Вы уверены, что он не знал?.. Лекёра сразу отправьте сюда, в префектуру…
Инспектор набил трубку и раскурил ее. Потом заговорил, ни к кому в отдельности не обращаясь.
— Его забрали после того, как в течение часа он слонялся по вокзалу. Он был страшно возбужден. Говорил, что ждет сына, которым оставил ему какую-то записку.