Бандит торопливо уходил. Так же торопливо пошел за ним Тренев.
Несколько раз Ванька оглядывался — умело, коротко, не сбавляя шага. Потом вдруг побежал.
Ему было совсем близко от угла.
Тренев тоже бросился бегом. Выскочил за угол — и…
…И у него вдруг охнуло внутри от какого–то зловещего, жутко все осветившего предчувствия.
Что за чертовщина!
Ряд домов, пустая улица, заводик в конце, угрюмый и приземистый, — все было именно так, как в том сне. И — как в том сне — не было Ваньки!
Тренев пробежал вперед. И в переулке заметил бандита, который перелезал через ограду, тревожно оглядываясь на него.
«Вот он, оказывается, где хоронился! — мелькнула нелепая мысль о снах. — Знать бы раньше…»
Взводя курок, ринулся следом.
Ванька уже перескочил забор и теперь торопливо уходил, увязая и скользя в грязи огорода, к пустырю, который начинался сразу за домами.
Тут впервые Тренев крикнул:
— Стой! — получилось это у него хрипло, даже умоляюще. Ванька невнимательно оглянулся и выстрелил.
Тренев уже почти перелез забор, когда его вдруг сильно толкнуло в живот, и он понял, что Ванька попал.
Шинель зацепилась за колья. Он падал головой вперед. Бандит уходил.
Но, повиснув на заборе, Тренев все же сумел поймать момент, когда его крупно ходящая рука с наганом окажется в направлении Ваньки, и раз за разом выпустил весь барабан.
«Сколько прошло времени?»
Тренев очнулся ненадолго и, с трудом приподняв набрякшую голову, увидел, что мимо него, в каких–нибудь, пяти шагах, оскальзываясь по глине и поминутно падая на колени, идет человек.
«Ванька с пятнышком» возвращался. Он даже не взглянул в сторону Тренева. У него были свои дела: изо рта извергалась нежно–розовая пена, и он надсадно кашлял, прижимая руки к груди.
Тренев улыбнулся. Улыбка у него получилась, какая была у живого, — жесткая горючая складка в углу рта.
— Радуй, Шмаков, радуй…
— Радовать нечем, сам знаешь. «Ванька с пятнышком» убит при невыясненных обстоятельствах инспектором Треневым.
— Почему Тренев действовал в одиночку?
— Некоторые сотрудники действовали в одиночку. Нам казалось, что это будет способствовать широте поиска. У всех был один строжайший приказ: выйдя на Ваньку, ни в коем случае не пытаться брать самим, только установить место его пребывания.
— Чем объяснишь, что за домом матери Ваньки не было наблюдения?
— Это грубая ошибка: о переезде его матери в Питер нам не было ничего известно.
— Что дал обыск?
— Два револьвера. Десять с небольшим фунтов золота. Банковский слиток — из тех, что взяты в августе семнадцатого при ограблении Общества взаимного кредита.
— Мать?..
— Плачет. Похоже, не знала о занятиях сына. В последние дни, по ее словам, он не выходил из дома. Лишь два раза. В первый раз, судя по всему, на свидание с Федоровым. Второй раз — в день смерти, пошел к соседу отнести рубанок. Один раз приходил напиться молодой парень, похожий на офицера. До этого два раза приходил Валет.
— Засаду оставили?
— Да, но в ней, кажется, мало смысла. Шмельков сообщил, что. по малинам слух о смерти Ваньки уже прошел. Слух, надо признаться, странный, но играющий нам на руку. Ваньку, дескать, убил «кровник». Описания «кровника» и Тренева совпадают.
— Мда–а. Тренев, Тренев… Что дальше, Шмаков?
— Остается Валет. Возможно, он знает о связях Ваньки с офицерьем. Остается Федоров. Если в ближайшее время у него ничего не произойдет, придется огулом брать людей Боярского, другого выхода не вижу.
— Что думаешь о письме?
— Зависть. Конкуренция. Обида. Все, что угодно…
— Писал, заметь, человек, который знал, где скрывается Ванька.
— Не думаю, что это Валет. По оборотам в письме — не похоже. Скажу, конечно, пусть добудут что–нибудь писанное его рукой…
— А–ах, Шмаков! Ладно! Иди!
