За сим автор письма просил принять всевозможные уверения в его совершеннейшем почтении и просил извинения за скромность, которая, единственная, не позволяет ему поставить свою подпись под этим посланием.
Был и постскриптум — P.S. В нем излагались побудительные мотивы письма. Они сводились к тому, что автор, как всякий честный вор–патриот, не может без презрения лицезреть коллегу, который солидаризуется с русской и мировой контрой, о чем свидетельствуют слухи, имеющие хождение в воровском мире, а именно: «Ванька с пятнышком» связался с контрой, начальник которой — приехавший из Москвы белый офицер, служащий ныне в высоких советских сферах. Подобное сердечное согласие между контрой и блатом чревато для России недюжинными бедами, поэтому–то господам чекистам и идут на помощь люди, подобные автору этого письма.
Вот такое кучерявое послание получил Шмаков.
Письмо было странное, даже подозрительное. Но к нему был приложен чертежик улицы, указан дом, входы–выходы.
Сотрудник, спешно посланный по адресу, подтвердил: все, как в письме. Больше того, из осторожных расспросов выяснилось, что человек, по описанию очень похожий на «Ваньку с пятнышком», действительно часто появляется (а может быть, и живет) на этой улице.
И Шмаков решился.
Неделя, отведенная ему на завершение операции, кончалась.
Ванька к Федорову не появлялся, но он свое дело уже сделал: Федорова стали пробовать на контакт.
Письмо, пришедшее в ЧК (при условии, конечно, что все в нем подтвердится), было как манна небесная.
Уже в начале улицы Шмаков почуял неладное. Возле одного из домов густо толпился народ.
Конечно же подошел. Краем глаза заметил, как с разных сторон, походкой–гуляючи, подходят другие члены группы.
— Что стряслось?
— Дак человека вот убили. Шмаков протолкался ближе.
Человек лежал на животе, страдальчески вывернув вбок голову. Над ним тихонько плакала худенькая старушка.
— …Сына убили.
Это был «Ванька с пятнышком».
— А как убили–то? — шепотом спросил Шмаков, обернувшись.
— А вон, тот–то, другой лежит. Так они сами себя и постреляли, видно. Не поделили чего, или просто так.
— Где?
— Да во дворе смотри, возле огорода.
Шмаков увидел сначала шинель, словно бы наброшенную на колья ограды. И только потом, что в шинели — вниз и вперед головой — полувисит человек. Без шапки. Голова обритая. Тренев.
…А случилось с Треневым, как во сне, — том самом, который преследовал его все последние дни.
Шел по Преображенской. Быстро и зло оскальзываясь на подмерзшей мостовой, торопился на Выборгскую. Там, слесарем в ремонтных мастерских, работает родной дядя «Ваньки с пятнышком».
Последние дни Тренев был уже на крайнем пределе. Болезнь, голод, бессонница — все вдруг навалилось разом. Держался, пожалуй, только злостью — злой судорогой, которая однажды вдруг сжала душу, как в кулак, и не отпускала. Если бы отпустила — в ту же минуту наверняка упал и не смог бы больше встать…
Сам себе был, как чужой. Чуждо, бешено бухало сердце в груди. Чуждо свистело дыхание сквозь незнакомо ощеренный рот. Никогда он не бывал таким: мир сузился, будто шоры надели. И вся жизнь свелась к одному–единственному — к остервенелой гонке за «Ванькой с пятнышком».
…И вдруг, на бегу, его словно бы какая–то рука приостановила, мягко и задумчиво.
Он оглянулся и тотчас почувствовал, как вкрадчиво насторожилось у него все внутри. Налево тянулась улица.
Его медленно и торжествующе окатил озноб. Она до жути напоминала ту самую улицу, которая все последнее время снилась ему.
Он свернул в нее и, сам того не замечая, пошел медленно и осторожно, чуть ли не на цыпочках, лак во сне.
Он узнавал, казалось, и дома, и тощие деревца за палисадниками, и (сердце сжималось) вот сейчас, сейчас должна бы появиться впереди ватная сутулая спина!..
Но никто не появлялся.
Он услышал, что сдерживает дыхание.
Наконец вдали произошло какое–то движение. Баба с коромыслом неторопливо перешла дорогу.
Мгновением позже, чуть впереди, раздался вдруг громкий разговор. Из арки вышел человек в короткой шинели, кратко и внимательно взглянул на Тренева, быстро пошел вперед,
Тренев узнал — по вдруг прервавшемуся дыханию, по мгновенно прошибшему поту, — что это Ванька.