— Назад! Это снайпер! — остановил он его и снова прижал к траве.
И в тот же момент, сквозь уханье мин, справа по краю болота до пограничников донеслись визгливые голоса собак. Группу брали в клещи.
***
— Почему вы думаете, что это снайпер? — не поднимая головы, спросил Сапожников.
— Чей же еще может быть такой прицельный выстрел? — ответил Сорокин.
— Сейчас проверим, — сказал Закурдаев и, нацепив на палку фуражку, осторожно высунул ее из–за стога. Тотчас же в козырек фуражки ударила пуля, а из леса снова донесся глуховатый хлопок.
— И бьет он, гад, откуда–то с просеки, — определил Закурдаев. — Я заметил, где пуля в болото упала. Вон круги пошли…
— Понятно. Нас ему за стогом не видно. А Елкин открыл себя, — сказал Сорокин.
— А собаки через полчаса будут здесь, — сказал Сапожников.
— А мы шо, не слышим? — оборвал его Закурдаев. — Ты лучше скажи, как отсюда уползти!
— Надо точно определить, где он засел, — сказал Сорокин. — Пока мы его не уберем, нам из–за стога носа не высунуть.
— Надо кому–то наблюдать. А я его вызову. Он еще стрельнет, — ответил Закурдаев.
— Я полезу в стог, — решил Сорокин.
Орудуя втроем с Сапожниковым и Борькой, они быстро сделали в стоге лаз. И Сорокин пролез по нему сквозь стог. Сделал небольшое оконце и увидел перед стогом широкую просеку, ведущую в глубь леса. Снайпер, конечно, прятался сейчас где–то на этой просеке.
Закурдаев тем временем снова высунул из–за стога фуражку. Но на сей раз выстрела не последовало.
— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Сорокин.
— Молчит гад, — ответил Закурдаев.
— Делай что хочешь, но он должен обозначить себя! — приказал Сорокин.
«Лоб ему, гаду, наверное, надо подставить!» — сердито подумал Закурдаев, и вдруг его осенило.
— У кого есть носовой платок? — спросил он Сапожникова и Борьку.
— У меня, — с готовностью отозвался Сапожников и добавил: — Только не очень чистый.
— Перед невестой будешь оправдываться. Давай сюда! — быстро потребовал Закурдаев.
Сапожников протянул ему скорее серую, чем белую, тряпку. Закурдаев схватил ее, ловко расправил на своем вещмешке, а сверху на все это напялил свою уже простреленную фуражку. Потом поддел вещмешок на палку и крикнул Сорокину:
— Следите, товарищ старший лейтенант!
Он приподнял вещмешок с фуражкой над стогом, потом быстро опустил его, потом приподнял снова.
— Эй! — позвал он Сапожникова.
— Ну, — отозвался тот.
— Как только немец выстрелит, в одну секунду подбери елкинскую винтовку. Понял?
— Понял.
— Зачухаешься — на себя пеняй!
— Поднимай!
Закурдаев снова поднял вещмешок над стогом. И задержал в таком положении всего на несколько секунд. Но и их хватило, чтобы пуля немецкого снайпера проделала в его фуражке, платке и мешке дырку. Закурдаев мгновенно спрятал свою приманку. И обернулся. Сапожников саженными прыжками махал через мыс к Елкину. Подпрыгнул, схватил винтовку и распластался на траве. В тот же момент над мысом просвистела очередная пуля, а из леса донесся очередной хлопок выстрела. Сапожников ждал этого. Он вскочил и уже вместе с винтовкой вернулся за стог.
— А ты соображаешь! — похвалил его Закурдаев.
Сапожников молча показал ему свое плечо. Пуля снайпера порвала гимнастерку и оставила заметный след на коже.
— На пару сантиметров взял бы пониже — и руки нет, — сказал он.
— А она тебе сейчас не шибко и нужна. Два километра и без руки проскочишь, — усмехнулся Закурдаев и показал ему фуражку и платок. — Наверное, думает, что между глаз попал.
— А старший лейтенант увидел? — спросил Сапожников.
Закурдаев в ответ пожал плечами. Взял винтовку и открыл затвор. В винтовке было всего два патрона. «А ведь он где–то не очень высоко сидит, — подумал он о немецком снайпере. — Иначе не то что на два, а на все шесть сантиметров ниже мог бы целить». И поделился этой мыслью с Сорокиным.
— Вымани его еще хоть на один выстрел, — попросил в ответ старший лейтенант. — Я вроде что–то заметил. Но убедиться надо.
Закурдаев передал винтовку Сорокину и снова поднял над стогом мешок с фуражкой. Но немец больше не стрелял. Стало ясно, что он распознал трюк пограничников и больше на приманку не поддался. Надо было срочно придумывать что–то другое. Срочно, потому что лай собак слышался уже совершенно отчетливо. А это означало, что, если через четверть часа пограничники не уйдут в лес, им придется принять свой последний бой на мысу, прикрываясь от врагов единственным стогом. Мысль у Закурдаева работала быстро. Но надо было еще быстрей, потому что Сорокин сердито окликнул его: