Но вот снесли дом в конце Маргаретенштрассе, и она сделалась сквозной. Старые дома стали ломать один за другим. На их месте вырастали новые. Архитекторы изощрялись в их украшении. Церковь святого Матфея перестала быть гордостью квартала. В новые дома приходили чужие, непонятные люди. Это не были крупные чиновники или помещики, приезжавшие на зиму из своих имений, чтобы побывать при дворе. Промышленники средней руки и коммерсанты явились, как равные. Среди них многие разбогатели во время мировой войны. Только в ту часть улицы, что прилегает к Маттеикирхштрассе, шиберы не решались некоторое время совать нос. Но вот и на скрещении этих улиц появились новые люди. Великолепная вилла Ульштейна стала резиденцией Рема. Он облюбовал этот дом, похожий на старинный французский замок, под штаб-квартиру своей коричневой шайки. Наступили шумные времена. День и ночь сновали автомобили. Ярко горели фонари, освещая подъезд и сад с бронзой Функа и Шиллинга. О том, что творилось в роскошных залах и глубоких подвалах виллы, осторожно шептался Берлин...
Преломляя свет далеких, еще не видимых Гауссу автомобильных фар, дождевые капли крупными светящимися бусинками скатывались по черному стеклу. Одна за другою, поодиночке и целыми рядами, появлялись они из-за рамы. "Словно солдаты в ночной атаке, выталкиваемые из своих окопов и бесследно исчезающие в траншеях врага", - пришло в голову Гауссу.
У дома остановилась машина. Из-за руля вылез коренастый человек. В подъезде вспыхнул свет. Генерал узнал брата Августа.
Тот вошел, немного прихрамывая.
- До сих пор не могу привыкнуть к твоему штатскому костюму, - сказал генерал, заботливо усаживая гостя.
- Прежде всего прикажи-ка дать чего-нибудь... - Август прищелкнул пальцами и предупредил: - Только не твоей лечебной бурды!
- Прошлые привычки уживаются с твоим саном?
- Профессия священника - примирять непримиримое.
- Я хотел с тобою посоветоваться.
- В наше время священник не такой уж надежный советчик, - насмешливо ответил Август. - Речь идет о церкви?
- Нет, о войне. Теперь уже ясно: мы сможем начать войну.
В глазах священника загорелся веселый огонек.
- Ого!
- Да, наконец-то!
- Немцы оторвут вам голову...
Генерал отмахнулся обеими руками и, видимо, не на шутку рассердившись, крикнул:
- Не говори пустяков!
- Ты же сам хотел посоветоваться.
- Не думаю, чтобы такова была точка зрения церкви. Она всегда благословляла оружие тех, кто сражался за наше дело.
- Тут ты, конечно, не прав. Церковь во многих случаях благословляла оружие обеих сторон!
- Раньше ты не был циником, - с удивлением произнес генерал.
- Это только трезвый взгляд на политику. - Август потянулся к бутылке. - Позволишь?
- Наливай сам, - скороговоркой бросил генерал и раздраженно продолжал: - Что дает тебе основание думать, будто мы не сможем повести немцев на войну?
Август расхохотался:
- Ты же не дал мне договорить! Я хотел сказать, что немцы поддержат вас во всякой войне...
- Вот, вот!
- Кроме войны с коммунистами.
- А о какой другой цели стоит говорить?.. Именно потому, что эта цель является главной и определяющей все остальные, мы и обязаны относиться к достижению ее с величайшей бережностью. Мы недаром едим свой довольно черствый хлеб, - с усмешкой сказал генерал. - Мы начнем с Австрии. Это будет сделано чисто и быстро: трик-трак!
- Ты воображаешь, будто никто не догадывается, как это будет выглядеть? Перебросками поездов вы создадите иллюзию движения миллионной армии, которой нет!
- Для проведения аншлюсса нам не нужны такие силы.
- Что вы будете делать, если не удастся взорвать Австрию изнутри?
- Воевать!
- Зачем ты говоришь это мне, Вернер?
- Потому, что это так.
- Я же не французский или английский дипломат, чтобы дать себя уверить, будто вы способны воевать хотя бы с Австрией!
- Ты не имеешь представления об истинном положении.
Август посмотрел на брата сквозь стекло рюмки.
- Напрасно ты так думаешь, Вернер. Мы знаем...
- Кто это "мы"?
- Люди... в черных пиджаках, заменяющих теперь сутаны.
- И что же, что вы там знаете такого?
- Все.
- Сильно сказано, Август. Время церкви прошло! Ее акции стоят слишком низко.
