Для доктора Стивенса Кора была не первой несговорчивой пациенткой, поэтому он не стал настаивать и по-прежнему тепло и благожелательно сообщил ей, что надзирательница в дормитории располагает всеми сведениями о программе и будет готова дать ответы на ее вопросы.
Она почти бежала по коридору на улицу, чувствуя, что ей не хватает воздуха. Ей не раз приходилось объясняться с белыми представителями власти, и она научилась выкручиваться. На этот раз ее выбила из колеи прямота докторских вопросов и возможные выводы, которые он, как выяснилось, делал. То, что делали с ней на плантации за коптильней, и то, что по любви делают муж с женой, – если послушать доктора Стивенса, это одно и то же. При этой мысли ее чуть не вырвало. А «в принудительном порядке» означает, что женщин из хижины Иова, таких разных, никто слушать не собирается. Как будто они вещи, с которыми доктора вольны делать все, что пожелают. Миссис Андерсон порой бывала в мрачном расположении духа. Но разве ее объявляли неполноценной? Или врачи предлагали ей что-нибудь подобное? Конечно, нет!
Придя в себя, она обнаружила, что стоит перед домом Андерсонов. Ноги сами привели ее сюда, когда голова была неизвестно где. Или она, не отдавая себе в этом отчета, думала о детях. Мейзи, конечно, сейчас в школе, но маленький Реймонд наверняка дома. Две недели назад им ведь так и не удалось попрощаться.
Открывшая дверь цветная девушка подозрительно разглядывала Кору даже после того, как та объяснила ей, кто она такая.
– Ихнюю служанку звали Бесси, а ты говоришь, тебя звать Кора.
Щуплая коротышка держала дверь крепко и явно была готова грудью преградить вход непрошеным гостям.
Кора мысленно чертыхнулась. Это врач, будь он неладен, сбил ее с толку. Она объяснила, что хозяева звали ее Бесси, а соседи Корой, потому что она вылитая мать.
– Миссис Андерсон дома нет, – сказала служанка, – а дети с друзьями своими играются. Так что приходи, как хозяйка вернется.
Дверь захлопнулась.
На этот раз Кора шла домой самой короткой дорогой. Хорошо, конечно, было бы поговорить с Цезарем, но он на фабрике. До ужина она пролежала в кровати. С этого дня она старалась обходить дом Андерсонов стороной.
Через две недели мистер Филд решил устроить для своих «типажей» полноценную экскурсию по музею. За месяц, проведенный за стеклом, Айcис и Бетти стали неплохими актрисами, и они весьма правдоподобно изображали неподдельный интерес, пока мистер Филд распространялся о тыквах в разрезе и о количестве годичных колец у вековых белых дубов, о лопнувших аметистовых «почках»-жеодах с внутренней поверхностью, усеянной фиолетовыми кристаллами, что делало их похожими на пасти со стеклянными зубами, о крошечных жучках и муравьях, которых ученым удалось сохранить в специальном веществе. Девицы прыснули в кулачок, увидев в витрине местной фауны чучело росомахи, оскалившейся в застывшей улыбке, краснохвостого сарыча, распластавшего крылья в полете, и косолапого медведя. Все три хищника собирались поразить жертву, но именно в этот момент сами превратились в добычу.
Кора смотрела на восковые лица белых людей. В музее было всего три живых статистки. Фигуры белых изготовили из гипса, проволоки и краски. В одной из витрин два отца-пилигрима, облаченные в дублеты и панталоны из плотной шерсти, указывали на Плимутский камень[7], а остальные пассажиры «Мейфлауэра» взирали на них с нарисованной на стене фрески. Счастливое окончание отчаянного плавания, приведшего их к заре новой жизни.
В другой витрине была изображена сцена в гавани: белые колонисты в костюмах индейцев-могавков с преувеличенным рвением сбрасывали с борта корабля сундуки с чаем. В разное время люди томились под гнетом оков, тоже разных, но распознать восстание труда не составляло, даже если повстанцы, желая остаться неузнанными, рядились в чужое платье.
Типажи гуляли по залам, как настоящие посетители с билетами. Вот двое первопроходцев застыли на гребне хребта, устремив взоры к простирающейся на запад горной стране, сулящей опасности и открытия. Кто знает, что ждет их там? Но они хозяева собственной жизни и без страха смотрят в будущее.
