- На три кучки раскладываю.
- Почему же на три? Почему же не на шесть? - удивился Женька и поднялся, стал на колени. - Раскладывай на шесть.
- Мне зачем? - смущенно отмахнулся я.
- Тогда, - выступил вперед Шурка, за-место дяди Леши засчитаем бабку Манефу. Честно.
- Правильно, - поддержали Шурку брат и сестра Маняткины.
- Раскидывай на шесть кучек, - велел Женька.
- Сорога... сорога... сорога... - кидал на траву рыбу Колька. Окунь... окунь., окунь... Этот мал, к этому добавим Шуркиного окунька.
Сузив глаза, Степка поглядел на Кольку, хотел что-то сказать злое, куснул губу, вскочил, сердито вырвал у Кольки дужку, сгреб всю рыбу в ведро.
- Чего ты? Я по... по-честному! - запротестовал Колька.
- "По-честному-у"! - передразнил его Степка. - А собрался на троих делить. Самого большого окуня, Шурка, моего окуня, снеси бабке Манефе. Подцепил голавля под жабры и с ведром, полным рыбы, зашагал по тропе, но не на взгорок, не в деревню, а к ручью. Легко перемахнул ручей.
- Куда ты? Куда, чумовой?! - закричал с обидой в голосе Колька.
- Пень! Ничего не видишь и не слышишь! - не оборачиваясь, гневно сказал Степка. И скрылся в кустах.
Я все понял. Но Шурке показалось, что он первый из нас догадался, куда понес братец рыбу. И свою догадку высказал вслух с гордостью:
- Понес рыбу косарям. На ушицу. Честно.
