С тех пор, как Майя поселилась рядом, в комнате Маши, Фёдор Иванович стал замечать, что она ведет себя как-то странно: куда-то уходит, где-то целыми днями пропадает, а то и вовсе ночевать домой не является.
Однажды он поинтересовался:
— Чем ты занята?
— Пока ничем. Ищу знакомых. Может быть, удастся устроиться на работу.
— На работу? — удивился он и после небольшой паузы съязвил: — Не думаешь ли ты поступить в немецкий госпиталь?
Майя тогда промолчала.
Сейчас Фёдор Иванович внимательно посмотрел на операционную сестру и почему-то решил, что её радует не картошка, не маргарин, не перловка, а что-то совсем другое, пока ему не известное.
— Давайте, Фёдор Иванович, поужинаем, — предложила она.
После ужина они пили чай без сахара, заваренный малиновыми черенками. Малинник буйно разросся во дворе, и теперь соседки экономно ломали его для заварки.
— Как ваши раненые? — спросила Майя.
Фёдору Ивановичу хотелось рассказать ей о гибели славной старушки Вороновой, о смелых женщинах, которые скрыли раненого красноармейца, но он промолчал.
— Некоторые уже выздоровели, — ответил доктор. — А старика одного нужно было бы положить в больницу, да откуда взять её, больницу-то…
— А вы разве не знаете, что комендатура и городская управа разрешают открыть больницу?
— Слышал… И ты думаешь, что я пойду туда работать? — с возмущением проговорил он.
— Это всё-таки лучше, чем ходить по городу и лечить раненых в домашних условиях, — возразила Майя.
— Нет, согласен день и ночь ходить по городу, но никогда не явлюсь с поклоном в комендатуру или в эту так называемую городскую управу — к предателям.
— Между прочим, и в комендатуре и в управе знают, что хирург Бушуев остался в городе, и готовы поручить руководство больницей.
— Скажи пожалуйста, какое доверие оказывают, — усмехнулся Фёдор Иванович. — Только и мечтал я о таком ответственном поручении.
— Не торопитесь с отказом, — стояла на своём Майя.
— А что же ты предлагаешь?
— Соглашаться.
— Соглашаться? Знаешь, Майя…
Она не дала ему договорить.
— Поймите, это нужно, очень нужно. Если вам противно идти в городскую управу, я сама пойду. Пойду и скажу, что хирург Бушуев, дескать, прихворнул немножко, но работать в больнице и руководить больницей согласен. В городе есть раненые, много больных. Ну скажите, кто, кроме нас, поможет им? Разве будет хорошо, если больницей станет руководить какой-нибудь фашистский прислужник, а такой может объявиться, — доказывала Майя.
В этот вечер Фёдор Иванович заупрямился и слушать не хотел о работе в больнице, которую разрешили открыть захватчики.
«Разрешают открыть больницу для помощи страждущему населению, а сами расстреливают старух за то, что те помогли раненым», — с гневом думал Фёдор Иванович.
Но всё-таки слова Майи не давали ему покоя. Он отверг её предложение, а внутренний голос твердил ему совсем другое: «Если бы у тебя была больница, ты мог бы положить туда красноармейца, избавив от смертельной опасности Елену Степановну Соколову и её малыша, ты мог бы что-нибудь придумать, и никто из посторонних не догадался бы, что раненый парень — красноармеец, ты мог бы сделать значительно больше того, что делаешь сейчас. Ты сейчас — один, одиночка… а в больнице у тебя был бы, какой-то коллектив… Ты сейчас ходишь по городу и возмущаешься фашистским «новым порядком», но разве не знаешь, что сейчас одного возмущения мало, нужно что-то делать…»
Утром Фёдор Иванович сказал Майе:
— Согласен.
— Я так и знала, — обрадовалась она.
— Теперь нужно подыскать удобное помещение. Нашу больницу немцы, конечно, не вернут.
— Не беспокойтесь, что-нибудь найдём.
Дня через два Майя сообщила, что помещение нашла, и показала Фёдору Ивановичу свою находку — старый, давно оставленный жильцами барак с вышибленными окнами, с изъеденной временем толевой крышей. Барак стоял далеко на окраине города и по всему угадывалось, что готовился он к слому, и только война, видимо, продлила его жизнь.
Эта «находка» совсем не обрадовала доктора Бушуева, и он диву давался: да неужели Майя всерьёз предлагает разместить здесь больницу.
— Посмотрите, Фёдор Иванович, здесь можно…
