— Сейчас это невозможно.
— Но ты пойми — нужно.
— Понимаю. В лагерь вам идти не скоро. За это время успеете встретиться с Иваном Егоровичем. Да и сам он не утерпит, придёт.
— Но я не усну из-за этой записки. Дело-то серьёзное.
— У Ивана Егоровича тоже серьёзное дело. Забудьте на время о записке и отдыхайте, — посоветовала Майя.
Но позабыть об этой странной записке Фёдор Иванович не мог. Он ходил из угла в угол по комнате и всё думал, думал, не в силах разобраться в сегодняшнем загадочном происшествии. Кто подбросил в карман клочок грубой оберточной бумаги и с какой целью? Почему угрожают ему, доктору Бушуеву? Да, Зернов прав — товарищи за колючей проволокой считают его врагом. Он ходит туда, чтобы помочь им, чтобы связаться с ними, а пленные, ничего этого не зная, угрожают ему.
Зернова очень заинтересовала записка, найденная доктором в кармане халата. Вчера он встретился с Николаевым — фельдшер ничего утешительного не сообщил, встретиться с Кореневым не удалось, хотя было известно, что тот в лагере. Ждать, когда Коренева приведут на приём — бессмысленно: а вдруг он здоров и вообще никогда не появится в приёмной. И вот сейчас Иван Егорович вертел в руках клочок грубой оберточной бумаги, даже на свет рассматривал, будто хотел обнаружить что-то ещё неразгаданное и нужное.
— Может быть, записка написана какими-нибудь особыми чернилами, — предположил Фёдор Иванович.
— Едва ли они есть у наших товарищей за колючей проволокой. Но кто знает, попробуем обработать эту бумажку в нашей лаборатории и показать специалистам шифровальщикам.
На следующий день Зернов сообщил:
— Ничего не обнаружено, а записочка всё-таки любопытная. Видите, они угрожают, значит силушку свою чувствуют. А если мы укажем им, что под клубом спрятано оружие, да подбросим патрончиков — дела у них пойдут на лад. Присмотритесь, Фёдор Иванович, к тому пленному — серьёзному мужчине. Попросите, чтобы на приём пришёл Коренев.
Однажды на обходе в больнице Майя была удивлена тем, что доктор Безродный, присев на постель к одному больному, приехавшему на лечение из деревни, как бы между прочим завёл речь о партизанах. Говорил он шёпотом, но, Майя расслышала, как Безродный жаловался на свою жизнь, говорил, что он с удовольствием ушёл бы к партизанам, если бы нашёлся надёжный человек, который проводил бы его.
Майя делала вид, будто очень занята историей болезни и что этот разговор её совсем не интересует. А на самом деле в тот же вечер она сообщила о нём Зернову.
— Было бы хорошо переправить доктора Безродного к партизанам, — говорил Зернов. — Сами знаете, врачи им нужны, а тут вдобавок приближается весна — пора жарких схваток.
— Но Безродный мечтает открыть частную больницу, — возразила Майя. Она продолжала относиться к Безродному с недоверием.
— Нашла дурь, вот и взбрело на ум, — ответил Зернов. — А что касается верного человека, который укажет доктору дорожку к партизанам, — пришлём.
Такое доктору Безродному даже не снилось. Как-то утром он брился и вдруг увидел в зеркале, как отворилась дверь и в комнату вошел незнакомый мужчина в дублёном полушубке, в барашковой шапке-ушанке. Нежданный гость прислонился к двери, словно поддерживал её.
Доктор повернулся и дрогнувшим голосом спросил:
— Кто вы? Что вам нужно?
Мужчина ответил:
— Я партизан.
— Партизан? — оторопело переспросил Безродный. Он широко раскрытыми глазами смотрел на мужчину, в мозгу сразу вспыхнула страшная догадка: а что, если партизаны каким-то чудом узнали, что он, доктор Безродный, уже давно ищет их по приказу коменданта, и теперь, прислав к нему домой мужчину в дубленом полушубке, решили учинить расправу? От этой мысли у доктора похолодело в груди.
— Я к вам, доктор, по очень важному делу, — говорил мужчина. — У нас в городе есть раненые, и мы просили бы вас…
— Нет, нет я дома не принимаю.
Будто не расслышав этих слов, партизан продолжал:
— И мы просили бы вас помочь. Ночью ранены мои товарищи и командир партизанского отряда. Мы не успели их вывезти в лес и вынуждены обратиться к вам. Вы врач и не должны отказать…
Только теперь доктор Безродный понял, зачем пришёл к нему домой партизан, и облегчённо вздохнул, чувствуя, как холодный пот смывал мыльную пену с недобритых щек.
