— Хальт! — раздался грозный окрик и устрашающий щёлк затвора.
Дальше всё произошло, как в кошмарном сне. Безродного схватили, быстро скрутили ему руки и поволокли куда-то, потом бросили в кузов машины, потом ударил в глаза ослепительно яркий, словно близкая вспышка молнии, электрический свет, и Безродный увидел перед собой немецкого офицера.
— Партизан? — спросил офицер.
— Нет, я не партизан, не партизан, — с дрожью в голосе пролепетал Безродный.
— Только правда может спасти вам жизнь, — резко бросил офицер.
— Я говорю правду, правду говорю, я врач, я работаю в больнице у Бушуева, у доктора Бушуева, который оперировал вашего господина коменданта. Можете спросить у доктора Бушуева, он подтвердит, он знает меня, давно знает.
— Что вам известно о партизанах? — опять резко спросил офицер.
— Ничего неизвестно, честное слово, ничего неизвестно, я врач, я работаю в больнице у доктора Бушуева.
— У вас будет много времени, чтобы подумать над своей судьбой. Повторяю — только откровенное признание может спасти вам жизнь, — сказал офицер и кивнул конвоирам. Те подхватили Безродного и втолкнули его в какую-то тёмную холодную комнату.
Он рухнул на пол и разрыдался. Порою ему хотелось вскочить и забарабанить ногами в дверь (руки были по-прежнему связаны), чтобы снова и снова повторять офицеру, что он говорил правду, что он знать ничего не знает о каких-то партизанах.
У доктора Безродного действительно оказалось много времени для того, чтобы поразмыслить над своей судьбой. Ему всё чудилось: вот-вот заскрипит дверь и войдут конвоиры и снова поволокут его, бросят в кузов машины и увезут на расстрел. Он слышал, что именно так увозили заключённых и убивали за городам в противотанковом рву…
Но за что? За что его должны расстрелять? Нет, не могут, не могут они расстреливать совсем невиновного…
Сейчас доктору Безродному вспомнились полные ужаса и страха фронтовые дни — с бомбёжками, с обстрелами… Но те далёкие дни казались ему детской забавой, потому что тогда он мог схитрить, потому что тогда он до некоторой степени был хозяином своей судьбы. Даже в тот час, когда гитлеровцы, прорвав оборону, появились в расположении полкового медицинского пункта, он сумел уцелеть… А теперь? Что будет с ним теперь?..
— Я не хочу умирать, не хочу, — сквозь рыдания вслух говорил Безродный.
Но никто не слышал его.
Ему почему-то вспомнился старший врач полка, прибывший из Военно-медицинской академии имени Кирова. Это был невысокий молодой человек с огненно-рыжей вьющейся шевелюрой, весёлый, общительный и, по твёрдому убеждению доктора Безродного, совсем бесхарактерный парень. Безродный порой диву давался, почему старшим врачом полка назначили не его, уже довольно опытного хирурга, а Абрама Соломоновича Бурштейна, который постоянно обращался к нему за советами и даже к рядовым санитарам относился просто, по-товарищески.
Однажды Бурштейн сказал ему:
— Матвей Тихонович, в первом батальоне есть раненые, сходите туда и организуйте эвакуацию.
Безродный отправился в батальон, занимавший оборону километрах в трёх от полкового медицинского пункта. Вдоль дороги время от времени взлетали султаны земли от взрывов вражеских мин и снарядов. Безродный юркнул в окопчик и просидел там чуть ли не до самого вечера. Когда он вернулся и доложил старшему врачу о том, что, дескать, не мог отыскать батальонный медицинский пункт, Бурштейн махнул рукой.
— Ладно. Я уже сам побывал там.
В тот миг, когда появились вражеские автоматчики, старший врач схватил винтовку и крикнул Безродному:
— Немедленно эвакуируйте раненых! Мы занимаем оборону!
Безродный кинулся к повозке, на которой уже лежали раненые, вскочил к ним и приказал ездовому трогать.
— Погодите, товарищ военврач, вот отгоним автоматчиков, а потом поедем лечиться, — сказал один из раненых и, поддерживая перевязанную руку, соскочил с повозки. Вслед за ним сошли и другие раненые. Безродный видел, как они залегли с винтовками, как подбежал к ним с ручным пулемётом ездовой. Доктор тоже соскочил с повозки и плюхнулся рядом с колёсами.
Где-то совсем рядом трещали автоматы, слышались хлопающие взрывы гранат, противно посвистывали пули. А вдали бесновались пушки, землю сотрясали сильные взрывы.
