— Пирог разрезают в присутствии хороших друзей, — сказал он чуть дрожащим голосом.
Подвыпившие солдаты хором заявили, что они считают Щербака своим другом. По всей вероятности, ради того, чтобы выпить и отведать именинного пирога, солдаты готовы были назвать своим другом самого дьявола.
— По нашему русскому обычаю пирог разрезается за праздничным столом в семейной обстановке, — сказала Майя.
Молодой задиристый солдат вспыхнул, говоря, что на русские обычаи им наплевать, что эта земля стала немецкой и обычаи здесь должны быть немецкие.
От волнения, путая немецкие слова, Майя медленно, очень медленно говорила, что она уважает замечательные немецкие обычаи, что они ей кажутся верхом совершенства. А сама думала, думала, что делать. Конечно, она теперь не выйдет живой отсюда, потому что можно нажать в мине кнопку мгновенного действия, и она нажмет её. Молодой задиристый солдат никогда уж не будет хвалить свои обычаи… Взлетит на воздух караульная будка… Но будку построят новую, поставят новых часовых, и мельница будет продолжать молоть русский хлеб для прожорливой гитлеровской армии. И Зернов, быть может, скажет Фёдору Ивановичу — напрасно мы поручили это нелегкое дело ей, Майе Александровне. Слов нет, она была не из трусливого десятка, но в тайной борьбе с врагом одной смелости мало, в тайной борьбе нужны хитрость и находчивость.
А она ничего не могла придумать. Единственное, чего ей хотелось, чтобы никто из солдат не выходил из будки.
— Мы бы могли организовать уничтожение пирога лучше… Я бы пригласила своих подружек. Рядом со школой у нас есть приличный домик, — говорила она.
Упоминание о подружках произвело неожиданный эффект. Солдаты набросились на молодого задиристого сослуживца — дескать, молокосос, ничего ты не понимаешь в жизни. По немецкому обычаю пирог требует присутствия женского общества…
Майя оживилась.
— Забери пока корзинку, — сказала она Щербаку. — А я побегу подружкам скажу. В десять вечера мы будем ждать наших друзей, — и кивнула на солдат.
Щербак подхватил корзинку и ушёл к себе на мельницу.
Солдаты окружили фрейлин Кетрин и стали наперебой сообщать ей, кому какие нравятся девушки. Даже задиристый молодой солдат и тот попросил, чтобы у его девушки были косы…
Майя пообещала исполнить желание каждого и ушла. С Щербаком у них был уговор — встретиться в доме родственницы. Сама родственница в этот день ушла из Райгородка с дочерью-подростком, чтобы не попасть в лапы к гестаповцам. Фашисты, конечно, будут расследовать причину взрыва мельницы.
Майя одна сидела в пустом доме родственницы. На столе ей был оставлен обед — хлеб, луковица, варёная картошка. К еде она не притронулась. Тревожно колотилось в груди сердце. Она думала о Щербаке, что с ним и как он там? А вдруг немцы обнаружат мину…
Она отбрасывала эти навязчивые мысли, расхаживая по пустому дому. Время тянулось медленно.
Стемнело. Майя заперла дом на замок, сунула ключ в условленное место и огородами пошла к бывшей колхозной ферме. Увидев на дверях замок, туда придёт Щербак.
Майя сильно продрогла. Чтобы согреться, она ходила вокруг сарая, Вглядываясь в темноту и прислушиваясь. На мельнице по-прежнему стучала паровая машина — значит, Щербак продолжает работать… А что, если немцы заставят его работать всю ночь? Нет, не заставят: солдатам очень хочется повеселиться на именинах… Да, но они могут забрать его и вместе с ним разыскивать тот дом у школы… Об этом она сперва не подумала.
Стало тихо. Ага, умолкла, на мельнице паровая машина. До боли в глазах Майя смотрела на часы, но не могла в темноте разобрать, который час, и пожалела, что нет у неё спичек. Ей казалось, что давно уже перевалило за полночь. А Щербака нет, и тишина кругом, такая тишина, что было слышно, как далеко-далеко где-то тяжело пыхтит паровоз. Но что это? Послышались осторожные шаги. Майя нащупала в кармане холодную рукоятку пистолета и притаилась за углом.
Раздался тихий свист.
— Наконец-то, — облегчённо вздохнула Майя, — Ну как?
— Всё в порядке.
— Который час?
— Половина десятого.
— Только половина десятого? — удивилась она. — А мне казалось, что скоро рассвет. В путь, товарищ Щербак.
