— Наши бомбят, слышите, Иван Егорович, наши! — возбужденно крикнул доктор Бушуев.
— Слышу, пожаловали в гости.
— А немцы горланят, будто всю нашу авиацию уничтожили.
— Пусть себе горланят, пока не охрипли.
В комнату вошла Майя.
— Иван Егорович, пора, — сказала она.
Зернов порывисто встал.
— Да, да, погостевали и хватит, пора, как говорится, и честь знать. До свидания, Фёдор Иванович.
— Куда вы на ночь глядя?
— Ночка тёмная — помощница наша. Майя Александровна проводит меня.
— Это могу сделать я, — заявил доктор.
— Ей сподручней, а потом кое-какие дела у нас есть по дороге, кое-кого навестить нужно.
Зернов и Майя ушли. Сейчас Фёдору Ивановичу хотелось быть вместе с ними, хотелось быть участником тех «кое-каких дел». Он понимал, что эти дела — неустанная подпольная борьба.
В другой раз, вот так же поздно вечером, на улице, у самого дома, визгливо заскрипели тормоза автомашины, потом послышались голоса и нетерпеливые удары в дверь.
— Фёдор Иванович, вы слышите? — с тревогой спросила вбежавшая Майя.
— Слышу. Немцы пожаловали. Иди к себе в комнату.
— Нет, нет, — запротестовала Майя.
Снаружи доносились глухие голоса:
— Доктор Бушуев, откройте!
— Это ко мне стучат. Уходи, — решительно потребовал Фёдор Иванович. В тёмном коридоре он отодвинул засов. Распахнулась дверь, и его сразу ослепили несколько фонариков.
— Доктор Бушуев? Хирург?
— Да, я хирург.
— Быстро, быстро с нами! — потребовали немцы.
И не успел он сообразить, что происходит, не успел спросить, что нужно непрошеным гостям, а его уже подхватили под руки и потащили на улицу, потом втолкнули в машину.
«Хорошо, что не её забрали, — подумал Фёдор Иванович о Майе. — А меня за что? Неужели пронюхали о лётчике Казакове?», — билась в мозгу тревожная мысль.
Подпрыгивая на выбоинах, машина с сумасшедшей скоростью мчалась но затемнённому городу, потом, взвизгнув тормозами, внезапно замерла, и в слабом свете подфарников доктор Бушуев неожиданно увидел парадный вход своей городской больницы.
— Шнель, шнель! Быстро! — подталкивали его из машины.
«Привезли в больницу, а зачем?» — терялся в догадках Фёдор Иванович. На какое-то мгновение он остановился в широком просторном коридоре. Здесь когда-то на табуретках стояли бочонки с цветами — роскошными вечно зелёными пальмами, с широколистыми развесистыми фикусами. Здесь когда-то даже в холодные зимние дни чувствовалось дыхание весны — цвели розы… А сейчас широкий больничный коридор был похож на казарму. Во всю длину у стен стояли железные койки, а на койках раненые, раненые… Воздух был тяжёлым, спёртым, пропитанным запахом гноя и пота.
— Шнель! Шнель! Быстро! — опять подтолкнули его сзади.
Навстречу доктору Бушуеву неумело ковылял на костылях высокий худой мужчина в госпитальном халате, похожий на арестанта; из бывшей детской палаты вышел другой человек — с перебинтованными обрубками рук. Всюду были видны перевязанные головы, забронированные в белый гипс голые волосатые тела. На какой-то миг сердце врача сострадательно сжалось — он увидел больных, искалеченных людей.
«Но это не люди, это твои враги, это те, которые пришли поработить твой народ, осквернить твою землю», — пронеслось в голове хирурга.
— Шнель! Шнель! Быстро! — торопили его.
Фёдора Ивановича повели в соседнее крыло — знакомый хирургический блок. Там он увидел десятка два-три, видимо, только что привезённых и кое-как перевязанных раненых. Они лежали на полу, на носилках, на сдвинутых стульях. Слышались крики, стоны, ругань. Между носилками бегали растерянные, испуганные немецкие медики в белых, испачканных кровью халатах. По суетливой и бестолковой беготне медиков было заметно, что этой ночью раненых в госпитале не ожидали.
«Откуда у них столько раненых? — удивлялся Фёдор Иванович. — Фронт далеко, бомбежек уже дня два не было… Наверное, партизаны», — с удовлетворением решил он.
— Сюда. Быстро, — пригласили доктора.
Вот и знакомая предоперационная, залитая ярким электрическим светом. Давно отвыкший от такого освещения Фёдор Иванович невольно щурил глаза.
Немецкий врач доктор Корф — невысокий плотный мужчина с брюшком, в больших роговых очках, в шёлковом ослепительной белизны халате, в белой шапочке — заметно обрадовался, узнав, что перед ним русский хирург Бушуев. Смешивая немецкие, русские и латинские слова, он торопливо силился объяснить коллеге, зачем его так спешно пригласили ночью в госпиталь.
