Подозрительные обстоятельства - страница 22

Шрифт
Интервал

стр.

Гроб утопал в цветах. В изголовье красовался венок из алых орхидей. «Чей? — подумал я. — Сильвии Ла-Мани? Ронни?» Мать, я знал, послала роскошный букет белых роз.

Я взглянул на профиль изможденного Ронни, потом на Сильвию Ла-Мани, пытавшуюся изобразить невинность. Но вид у нее был очень самодовольный. С чего бы это?

— Николас, — прошептала Прелесть.

— Да.

— Мы что-то делаем не так?

— Не знаю. Я в этом ничего не понимаю.

— Тогда лучше следовать примеру Сильвии. Она тысячу раз снималась в подобных сценах.

— Тише, дети.

Мать бросила на нас убийственный взгляд. Началась служба.

Все было просто, как в кино. Норму Дилэйни называли Символом Всего Прекрасного в Наших Усилиях Развлечь Американскую Публику, величали Настоящей Леди и Преданной Женой, которая отправилась в Лучший Мир.

Оставили бы Норму в покое.

Но Сильвия Ла-Мани была очень растрогана речью. Она достала платок и приложила его к глазам. А другой рукой схватила руку Ронни, и тот, к моему смятению, ее не отнял. Я знал, что мисс Лерой способна углядеть все, что угодно, и с испугом взглянул на мать. Но та сидела как ни в чем не бывало, всем своим видом показывая, что выше этого.

По окончании службы актеры подняли гроб, и под звуки органа началось шествие. Возглавлял его Ронни в окружении Сильвии и матери. Мы следовали за ними.

Наступил момент, которого я страшился. Телекамеры следили за каждым нашим шагом. Что ж будет дальше? Где Летти Лерой? Где инспектор Робинсон?

Но все обошлось. На ступенях церкви Ронни вырвался вперед и оказался перед камерами сам.

Мать повернулась и взяла меня за руку, загородив камеру; хотя должен с гордостью заявить: мой рот был закрыт. Шедшая по другую сторону от меня Сильвия Ла-Мани, когда камеры уставились на нас, застонала и красивым жестом поднесла к лицу платок.

Вся страна увидела, как скорбит по усопшей Сильвия Ла-Мани, но увидела только на мгновение, ибо мать легким движением выхватила из моего нагрудного кармана большой носовой платок и заслонила им лицо Сильвии, причем ее собственное лицо в этот момент выражало жгучую скорбь.

Так что все обошлось.

Вернувшись в свои машины, мы поехали на кладбище. Тут-то и началось самое неприятное. Каждый считал, что наступил момент, когда нельзя оставаться в стороне.

Все звезды и режиссеры столпились вокруг нас. Меня обступила группка актеров, которых интересовало французское кино. Разглагольствуя о Париже, я вдруг заметил, что с Пэм творится что-то неладное: она замерла, лицо ее перекосилось от ужаса.

Крепко сжав мою руку, Пэм обратилась к актерам:

— Мои дорогие, простите нас, ради бога, но мы не должны оставлять Анни одну. — И, таща меня за руку, прошептала: — Уведи Прелесть!

Та стояла между двумя трагиками и болтала с невысоким крысоподобным мужчиной средних лет.

— Быстрее! — Пэм была на грани истерики. Быстрее уведи ее Оттуда! Ты знаешь, кто это? Редактор «Голого»!

«Голый» — один из самых паршивых журналов на свете, считающий своим долгом копаться в грязном белье сограждан.

— Нам пора, — сказал я, схватив Прелесть за руку. Она удивленно обернулась, очень мило покраснела и обратилась к редактору:

— Это Николас. Я как воск в его руках.

Когда мы отошли. Прелесть одарила меня обворожительной улыбкой.

— Вы знаете, кто этот человек? — спросил я.

— Этот коротышка? Он очень мил. Между прочим, единственный, кто заметил, что у меня прекрасная душа.

— Это редактор «Голого», — сказал я. Она в ужасе уставилась на меня.

— О, боже…

— Что вы ему наговорили?

— Нет-нет, ничего. Но он интересовался Анни… Мне следовало догадаться. О, Николас, вы же знаете, я такая легковерная. А это оказался «Голый»… Вот к чему привела натура Шмидтов! Она привела меня к краху.

Мы вернулись к Пэм. Ронни, Сильвия и мать разговаривали с какой-то женщиной. Это была журналистка — конечно, не чета мисс Лерой, однако достаточно известная. Но больше меня тревожил инспектор Робинсон, который ошивался неподалеку. Я попытался спрятаться за чужие спины, но было поздно: мать уже заметила меня.

— Ники, дорогой, поздоровайся с Глорией.

Значит, журналистку звали Глорией. Мы с Прелестью подошли. И тут мать подарила инспектору одну из своих чарующих улыбок.


стр.

Похожие книги