— Дарил там был, — сказал Скотт.
— Чушь. Говорю же вам, не был.
— А если я это докажу?
Скотт вынул телефон и нашел фотографию ремешка. Ему пришло в голову, что Маршалл может помнить, какие часы были у брата. Он протянул телефон с картинкой Маршаллу.
— Были у Дарила часы с таким ремешком?
Маршалл выпрямился.
— Эти часы купил ему я. Подарил.
— Этот ремешок был найден на тротуаре наутро после стрельбы. Эти пятнышки — ржавчина с ограждения на крыше. Я не знаю, когда именно в ту ночь Дарил залез на крышу и видел ли он что-нибудь, но он там был.
Маршалл сказал:
— Так вы говорите, он видел убийц?
— Этого я не знаю. А вам он не рассказывал?
— Конечно, нет. Ни под каким видом. Думаете, я бы забыл?
— Вероятно, стрелки испугались, что он их видел. Маршалл, я хочу их найти! Пусть ответят! За меня, за мою подругу, за Дарила, за Эстеллу. Помогите мне!
— Если он что и видел, то мне все равно бы не сказал. И если не видел, то не рассказал бы. Боялся, что я надеру ему задницу!
— Предположим, он видел. С этим трудно жить. Есть такой человек, которому он мог бы рассказать то, что боялся рассказать другим?
Маршалл утвердительно кивнул.
— Амелия. Мать его ребенка.
— У Дарила есть ребенок?
Маршалл посмотрел в потолок.
— Скоро два года. Девочка. Не знаю, дочка ли это Дарила, но она говорит, его. Он ее любил.
Ее звали Амелия Гойта, а ребенка — Джина. Адреса Маршалл не знал, но рассказал Скотту, как найти ее дом. Маршалл уже почти год не видел девочку и хотел знать, похожа ли она сейчас на Дарила.
Скотт обещал рассказать и начал было звать помощника, когда Маршалл всем телом повернулся за ним и спросил:
— Столько времени прошло, и вдруг они испугались, что Дарил их видел? И как они узнали, что он там был?
Скотт знал как, но отвечать не стал.
— Маршалл, детективы наверняка будут еще вас допрашивать. Не рассказывайте им об этом. Никому не рассказывайте, пока не услышите, что я мертв.
В покрасневших глазах Маршалла мелькнул страх.
— Не буду.
— Даже детективам не рассказывайте. Особенно детективам.
На выходе Скотт забрал наручники и пистолет и покинул тюрьму, не пробыв там ни минуты лишней.
Он десять минут ждал на тротуаре у парковки, и наконец из-за угла вынырнули Будрес с Мэгги. Мэгги взвизгнула и натянула поводок, и Будрес отпустил ее. Прижав уши и высунув язык, она рванула к Скотту — самая счастливая собака на свете. Скотт раскрыл объятия и поймал ее, когда она прыгнула к нему на грудь, — сорок два килограмма черно-песочной чистой любви.
На обветшавшей захудалой улочке в Эхо-парке Скотт отыскал дом, где жила Амелия Гойта. Здание предвоенной постройки было совершенно такое же, как и остальные дома квартала, если не считать Плачущей Девы. На фасаде здания плакала кровавыми слезами нарисованная Дева Мария. Маршалл сказал — мимо не пройдешь. Он не солгал — изображение Девы занимало три этажа. Номера квартиры Маршалл не помнил, Скотту пришлось спросить управляющего. Самый верхний этаж, квартира триста четыре.
Скотт не знал, дошла ли до Амелии весть о смерти Дарила. Когда они с Мэгги поднялись на третий этаж, он услышал плач и понял, что дошла. Он помедлил у двери. Мэгги понюхала косяк. Из-за двери доносился детский рев и плачущий женский голос.
Скотт постучал. Ребенок продолжал реветь, но женский плач прекратился. Через мгновение прекратился и рев, но дверь не открылась.
Скотт постучал еще раз:
— Полиция. Откройте, пожалуйста.
Через двадцать секунд еще раз.
— Полиция. Откройте дверь или мне откроет ее управляющий.
— Уходите! Вы не полиция.
Голос был испуганный, и Скотт заговорил мягче:
— Амелия, я действительно полицейский. Я пришел по поводу Дарила Иши.
— Как вас зовут? Как вас зовут?
— Скотт Джеймс. Офицер Скотт Джеймс. Откройте дверь, Амелия. С Джиной все в порядке? Я не уйду, пока не увижу, что она в безопасности.
Когда наконец раздался щелчок замка, Скотт отступил на шаг, чтобы она не испугалась. Мэгги автоматически подалась назад вместе с его левой ногой.
Дверь распахнулась, показалась девушка. Ей было не больше двадцати, у нее были длинные крашеные соломенные волосы и бледное веснушчатое лицо. Глаза и нос покраснели, губы дрожали, она непрерывно всхлипывала.
