Впрочем, уже менее чем через минуту полковник быстрым шагом приблизился к нашей кадетской четверке.
— Молодая графиня, сие у вас артефакт? — после формального приветствия указал он Воронцовой на ее знаменитый перстень.
— Совершенно верно, господин полковник, — рассеянно кивнула Милана.
— Перед поединком извольте снять, — сухо потребовал Репнин.
— Это фамильная реликвия, — вскинув голову, непонимающе нахмурилась Воронцова. — И она не снимается.
— Я понимаю, что фамильная, — невозмутимо заявил гвардеец. — Но Его сиятельство граф Василий настаивает. Вам помочь избавиться от перстня?
— Господин ротмистр! — обернулась Милана на Петрова-Боширова. — Разве такого рода фамильные артефакты не дозволены современным дуэльным кодексом?
— В том случае, если против их наличия не возражает противник, — любезно пояснил жандарм. — Обычно так и происходит, но раз в нашем случае граф Василий изволит протестовать…
— Он же у нее не снимается! — вмешался я — и тут же удостоился пары скептических полуулыбок: при этом, вроде бы, сочувственной — от жандарма и откровенно уничижительной — от Репнина.
— Граф Ростопчин так боится проиграть в схватке, что идет на слом неписаной традиции? — язвительно осведомилась между тем Милана.
— Сие его законное право, сударыня, — развел руками ротмистр.
— Его сиятельство поймет, если вы откажетесь драться на сих условиях, молодая графиня, — в свою очередь высокомерно обронил гвардеец.
— Не дождется! — угрюмо буркнула Воронцова.
— Пойдемте, я помогу вам с перстнем… и с пальцем, — аккуратно тронула Милану за локоть фон Ливен.
— Если угодно, господин поручик также к вашим услугам, — показал Воронцовой глазами на скромно державшегося в стороне жандармского лекаря Петров-Боширов.
— Благодарю, господин ротмистр, мы сами справимся, — процедила Милана и вместе с Терезой двинулась в сторону дамской комнаты.
Убрались восвояси и оба контролера.
— Как думаешь, сильно ее ослабит отсутствие перстня? — шепотом спросил я у Муравьевой, неприязненно глядя вслед Репнину.
«Весьма», — опередив Машу, ответила Оши.
«И что делать?» — перешел на безмолвный диалог и я.
«Теперь уже ничего не поделаешь…»
«Ладно хоть я ночью у графа Василия добрый кус оттяпала, — столь же беззвучно бросила Муравьева. — Милана справится!»
«Конечно, справится! — поспешил подхватить я. — Но Ростопчин — свинья, конечно!»
«Поверь: еще какая!» — хмыкнула Маша.
«После того, как он велел пропустить Терезу с Пири, я просто подумал, что граф склонен поступать…» — хотел сказать: «благородно», но слово это настолько не вязалось у меня сейчас с Ростопчиным, что осекся.
«Не допусти граф Василий Пири — его бы потом обвинили в попрании дуэльного кодекса, — заметила Оши. — А насчет перстня, как справедливо отметил господин ротмистр, Ростопчин полностью в своем праве. Формального нарушения нет, а на досужие пересуды ему начхать!»
В этот момент к нам вернулись Воронцова и фон Ливен. Все пальцы у молодой графини были на месте, но перстень на безымянном левой руки отсутствовал.
Свой китель Милана несла, перекинув через локоть — как видно, сняла в дамской комнате и не стала снова надевать в преддверии поединка. На манжете белой рубашки я заметил у нее два бурых пятнышка — должно быть, следы от скоротечной операции по удалению фамильного кольца. Почти машинально сложив пальцы в щепоть, я убрал кровь с рукава девушки.
— Благодарю, — кивнула мне Воронцова. — Сегодня мне следует выглядеть безупречно…
Прозвучало это, надо признать, мрачновато.
— Ты его вынесешь, — как сумел более уверенно заявил я. — Со свистом!
— Согласна без свиста… Говорят, если свистеть — денег не будет, — выдавила улыбку Милана. — А мне это сейчас как никогда актуально…
— Так это ж Ростопчин просвистит — ему и деньги терять! — с жаром поддержала меня Муравьева. Правда, в глазах ее, кои от Воронцовой Маша предусмотрительно отвела, читалось совсем иное, что-то вроде: «Ох, зря мы все это затеяли! Ох, зря!» Но ни вслух, ни даже безгласно длинноножка этого, конечно, не произнесла.
— Молодая графиня, извольте проследовать в зимний сад! — донесся в этот момент до нас деловитый голос Петрова-Боширова.
