— Я не приказывал Терезе так поступать, — упредив обвинения — к месту, не к месту, а они и впрямь уже готовы были сорваться с моих уст — произнес Тао-Фан, разведя руками. — Сие был ее собственный выбор. Что же касается…
Договорить он не успел — сотряся горный склон тяжелым шагом вперед, золотой дракон разинул зубастую пасть и с щелчком сомкнул челюсти на теле «нашего» Князя. После чего расправил исполинские крылья, величаво взмахнул ими и бесшумно унесся в ночь, порывом ветра в очередной раз свалив с ног меня и Машу.
При попытке подняться мой взгляд наткнулся на Светку: она так и продолжала сидеть в снегу, равнодушно глядя на горящий монастырь. Столь же безразлично смотрела на нас с неба кривая, словно драконом надкушенная, белая луна.
[1] Моя вина (лат.)
[2] Еще Польша не погибла (польск.) — первая строка польского гимна, нередко воспринимаемая как польский национальный девиз
Интерлюдия 4
в которой все упирается в деньги
Незваных гостей Милана заметила еще из окна, едва те приблизились к крыльцу усадьбы. Статный поручик в мундире Семеновского полка — с того места, где она стояла, рассмотреть его лицо без помощи магии Воронцовой не удалось, а тратить на это ману молодая графиня не пожелала: и так понимала, что это мог быть только Иван Ростопчин. Насчет личности второго человека также не возникало особых сомнений: сопровождал офицера козлобородый Антон Игнатьич Левин, бывший поверенный графа Анатолия, затем некоторое время — советник Василия Ростопчина, а ныне, стало быть, наперсник Ивана Васильевича.
Прибыли визитеры не в экипаже, как того требовали приличия, а порталом. Добро хоть не прямо в дом его провесили — должно быть, защиты побоялись. Нет, пришлось им таки малость протопать по морозцу пешком. И если предусмотрительный Антон Игнатьич не пренебрег овчинным тулупчиком, то его молодой спутник форменной шинельки не прихватил, вынужденный теперь либо мерзнуть, либо согреваться магией.
Отступив от окна, Милана на миг задумалась, не стоит ли к разговору переодеться — сейчас на ней было скромное серое платье, негласно считавшееся домашним. Можно было сменить его на что-то более презентабельное, в фамильных гербовых цветах, или наоборот — на строгий мундир первокурсницы Федоровского кадетского корпуса. Время для этого у нее имелось, пусть и в обрез…
— Перебьются… — пробормотала молодая графиня, тряхнув своей шикарной черной косой. — Пусть еще скажут спасибо, что не в пижаме встречаю!
Решив так, Воронцова быстрым шагом направилась в свой рабочий кабинет: вот что-что, а бумаги, разбросанные там на столе, стоило к появлению чужаков разложить поаккуратнее.
— Его сиятельство граф Ростопчин и господин Левин — с деловым вопросом! — доложил ей облаченный в красную с серебром ливрею лакей через несколько минут.
В кабинете к этому моменту уже царил идеальный порядок.
— Просите, — кивнула Милана. — И проследите, чтобы нас не беспокоили!
Слуга исчез, и пара визитеров показалась в дверях.
— …снесем, разумеется, — проявив уже верх бесцеремонности, на входе в кабинет поручик как ни в чем не бывало продолжил что-то увлеченно втолковывать своему поверенному. — Все внутренние перегородки второго этажа — также уберем к духам. Устроим там бальный зал. Сад полностью перепланируем. Черные розы — фу, мерзость какая! Посадим там яблони или вишни…
Антон Игнатьич в ответ лишь рассеянно кивал, опасливо косясь при этом на хозяйку: таким, как он, зазря выводить из себя молодую графиню, пусть и пребывавшую ныне на грани — да что там, уже, почитай, за гранью! — полного разорения, было все же не с руки.
— Господа, я вам случайно не мешаю? — сухо поинтересовалась из-за стола Воронцова.
— Вовсе нет, — небрежно бросил ей Иван Ростопчин и снова повернулся к Левину, явно намереваясь продолжить прерванный монолог.
— Господин поручик! — снова окликнула его девушка, слегка приподнимаясь из кожаного кресла. — Извольте вести себя подобающе! Вы не у себя дома!
— В самом деле? — изобразил удивление семеновец. — А я как раз полагал, что уже у себя. Антон Игнатьич, разве я не прав? — выразительно уставился он на поверенного.
