— Здравствуй, дружок…
— Да пошла ты!
— Поприветствовала, как дворовую собачонку, — засмеялся Борн.
Дроут ничего не сказал, а отхлебнул, прямо из бутылки. Говорящий оптический прибор ему надоел, ещё во времена первой экспедиции. Правда, труба не вступала с орком в открытую конфронтацию. Она опасалась того, что Дроут, неосторожным движением, сомнёт её, как фантик от конфеты. Авантюрист, изобразив на лице усиленный мыслительный процесс, продолжил допрос гнома, в душе надеясь выудить у него, хоть какие-то сведения, застрявшие в его подсознании, которым плотоводец, в своё время, не придал особого значения. Не менее вкрадчивым голосом, он попытался осведомиться у гнома, насчёт местной флоры:
— Говорящая древесина не попадается?
— Нет! — категорически возразил Пинк. — Тут деревья обычные, но, поговаривают, случается так, что рубят хищные растения — плотоядные. Они по объёму, такие же большие… Да я и не проверяю содержания плота — брёвна, как брёвна. Что ещё нужно? Правда, просочились сведения, о якобы, поступающих жалобах от потребителей. Они рассказывают совсем уж неправдоподобные сведения об изделиях, из древесины Козлотопья: то комод, на кого-то странно посматривает, то табуретка, Будто бы укусила, усевшегося на неё…
Дроут криво улыбнулся, Борн сиял не меньше приятеля и только Борис подал, вполне разумную идею:
— В печку её, и всего делов-то…
— За неё деньги плачены! — несколько возбуждённо, возразил Пинк.
Вернувшись на корабль, товарищи пересказали барышням последние новости, которые удалось выудить в мутном потоке сплетен, коих, в любой забегаловке наслушаешься, на всю оставшуюся жизнь. Они в корне не отличаются, друг от друга, разнясь незначительными подробностями и дополненные, иногда, несущественными деталями, не способными кардинально изменить суть байки.
Утро встретило путешественников, каждого, в своей каюте. У матросов был общий кубрик, что значительно облегчало задачу по общению, с себе подобными: игры в кости, испокон века были самыми популярными, среди различных категорий людей, жаждущих быстрейшего обогащения, в том числе, и за счёт ближнего своего. Всё гениальное просто, а главное — думать не надо! Только трясти… Кто-то уже получил пару раз, по лицу — за шельмовство, хоть в этой игре, когда кубики трясутся в деревянной кружке, трудно представить себе такую виртуозную тактику обмана. В ладонях перемешивать кости — другое дело. Мастера тебе любые цифры выбросят, как по заказу.
Авантюрист вышел на палубу, оглядывая горизонт и, в него утекающую, реку, подёрнутую лёгкой пеленой тумана. Золотистая лента солнечного отражения прорезала чёрную воду, возвещая начало нового дня. На пирсе уже тушили факелы, которые не успели погаснуть сами, а чуть поодаль, проходила смена караула. Ночные стражники, расходились по домам, у кого он был, а тот, кто не успел обзавестись собственным углом, шёл спать в караулку, на ходу отхлёбывая из бутылки. Звёздное скопление галактического рукава, подсвеченное поднимающимся солнцем, оставляло неизгладимое впечатление, а чёрная вода, простирающаяся до самого горизонта, только подчёркивала живописность пейзажа. Утро нового дня зарождалось не спеша, как торжественный подъём корабельного флага, в день королевского праздника, сопровождающееся тошнотворными запахами из камбуза. Кок Пудинг долбил в медный таз, призывая команду на завтрак. Грог понюхал воздух и тихо скал:
— Чтоб ты этим тазом накрылся…
Медь была, практически, красного цвета, с лёгким желтоватым оттенком и местами начинала зеленеть. «Будет чем заняться залётчикам», — подумал Грог, глядя на посуду для орка, в которой ему в самый раз подавать маленькую порцию пельменей. В кают-компании, среди собравшихся на призыв, возникла затяжная пауза. Эллима взглянула на жуткое варево и сглотнула слюну.
— Что, аппетитно? — посочувствовал Грог. — Знаю, что вкусно!
Дроут принюхался и, по-видимому, что-то в его подсознании, напомнило орку далёкое родное стойбище, потому что он, без обиняков, спросил кока:
— Ты, когда его варил, носки забыл снять, что ли?
Борн вздохнул и добавил, к сказанному:
