Но чем дольше объяснял суть дела Клайд Нанли, тем более нерешительный вид принимали копы. После долгих сравнений поверхности этой могилы с другими, находившимися вокруг, большой чернокожий коп по рации вызвал сюда детектива.
Развернулся следующий этап событий. На это ушло много времени. Мы с Толливером ждали, прислонившись к нашей машине, и все больше уставали и мерзли, пока тянулся медленный и скучный допрос.
Все на нас злились, считая нас мошенниками. Клайд Нанли все больше повышал голос и становился все агрессивнее в ответ на каждое новое проявление недоверия со стороны копов. Да, он ведет курс, во время прохождения которого студенты «испытывают» людей, заявляющих, будто те могут общаться с мертвыми: охотников на духов, экстрасенсов, тех, кто читает карты Таро и занимается другими паранормальными практиками. Да, люди и вправду посылают своих детей в колледж, чтобы изучать подобные предметы, и — да, они платят за обучение немалые деньги. Да, бумаги, касающиеся старого кладбища, держались в строгом секрете, и у Харпер Коннелли не было ни малейшего шанса с ними ознакомиться. Да, ящик с бумагами был запечатан, когда его обнаружили служащие библиотеки. Нет, ни Толливер, ни я никогда не были студентами колледжа. Мы невольно улыбнулись, услышав это.
Никто не удивился, когда нас «попросили» проехать в полицейский участок.
Мы сидели там, снова и снова отвечая на одни и те же вопросы, пока нас не оставили сидеть в комнате для допросов. Корзина для бумаг была полна оберток от закусок и запятнанных одноразовых кофейных чашек, стены нуждались в покраске. Кресло, в котором я сидела, швыряли на пол. Я знала это потому, что одна из металлических ножек была слегка погнута. По крайней мере, в комнате было достаточно тепло. На кладбище я промерзла до костей.
— Как ты думаешь, если я займусь чтением, это будет выглядеть некрасиво? — спросил Толливер.
Брату уже двадцать восемь, и ему нравится отпускать волосы, некоторое время носить длинными, а потом коротко стричь. В данный момент его волосы достаточной длины, чтобы завязать их в короткий хвост. Он носит усы, на щеках его видны следы угревой сыпи. Он занимается пробежками, как и я. Мы проводим много часов в машине, и бег — хороший способ возместить недостаток активности.
— Да, думаю, это будет выглядеть бессердечным, — ответила я.
Толливер сердито взглянул на меня.
— Ну, ты сам спросил, — сказала я.
Минуту или две мы сидели в мрачном молчании.
— Интересно, должны ли мы снова повидаться с Моргенштернами? — спросила я.
— Ты же знаешь, что мы с ними повидаемся, — ответил брат. — Держу пари, им уже позвонили и они сейчас едут сюда из Нэшвилла.
Его мобильник зазвонил.
Толливер проверил, кто звонит, взглянув на номер совершенно непонимающим взглядом, и ответил на звонок.
— Да? Да, это правда. Да, мы сейчас в Мемфисе. Я собирался позвонить вам вечером. Я уверен, что мы увидимся. Да. Да. Хорошо, до свидания.
Он закрыл телефон с не очень довольным видом. Конечно, мне хотелось знать, кто звонил, но я ничего не спросила. Если что-нибудь могло сделать меня еще мрачнее, так это мысль о том, что рано или поздно нам придется увидеть Диану и Джоэла Моргенштернов. Когда я поняла, кому принадлежат кости, я испытывала не триумф, а страх. Восемнадцать месяцев назад я подвела Моргенштернов, хотя всеми силами старалась найти их дочь. Теперь я наконец добилась успеха, но этот успех был горьким.
— Как она умерла? — очень тихо спросил Толливер.
Никогда не знаешь, кто тебя слушает в полицейском участке. Полагаю, мы выглядим слегка подозрительными.
— Ее задушили, — сказала я.
Молчание.
— Голубой подушкой.
Мы видели так много фотографий живой Табиты: в теленовостях, на стенах ее комнаты, в руках ее родителей, увеличенные фото, иллюстрировавшие листовки, которые нам дали. Она была обычной девочкой одиннадцати лет — для всех, кроме своих родителей. У Табиты были пушистые русо-рыжие волосы, с которыми она еще не научилась справляться. У нее были карие глаза и скобки на зубах, и она еще не начала созревать физически. Ей нравились гимнастика и уроки искусства, и она ненавидела застилать постель и выносить мусор. Я вспомнила все, что мы узнали из бесед с ее родителями, вернее, слушая их монологи. Диана и Джоэл, казалось, верили, что, если они заставят меня увидеть живую Табиту, я буду трудиться усерднее, чтобы ее найти.
