— Мне больше нравится, когда ты зовешь меня просто Роберт.
— Сожалею, но я не собираюсь делать только .так, как тебе нравится. Он улыбнулся:
— Спорить с тобой мне тоже нравится. Виктория подбоченилась. Ему нравятся ее колкости и насмешки? Так она ему и поверила! Виктория выглянула в окно и увидела, что Макдугал свернул с кентерберийской дороги. Она снова повернулась к Роберту.
— Куда мы едем? Ты, кажется, говорил, что мы направляемся в Рэмсгейт.
— Именно туда мы и направляемся. Просто по дороге мы завернем в Уитстебл.
— Уитстебл? Зачем это?
Он чуть подался к ней и заговорщически улыбнулся:
— Устрицы.
— Устрицы?
— Самые лучшие в мире.
— Роберт, не хочу я никаких устриц. Прошу тебя, отвези меня прямо в Рэмсгейт. Он вскинул брови.
— Не знал, что тебе так не терпится насладиться уединением вместе со мной. Я бы приказал Макдугалу гнать лошадей во весь опор до самого Рэмсгейта.
Виктория чуть не подскочила на месте от досады.
— Я вовсе не это имела в виду, и тебе прекрасно это известно!
— Итак, едем в Уитстебл?
У Виктории было такое чувство, словно она беспомощный котенок, запутавшийся в клубке.
— Ты все равно не послушаешь меня, что бы я ни, сказала.
Роберт сразу посерьезнел.
— Это не так. Я всегда прислушиваюсь к твоим словам.
— — Возможно, но делаешь все по-своему.
— Виктория, единственный раз, когда я поступил подобным образом, это касалось твоего упрямого и безрассудного желания жить в самой грязной лондонской дыре.
— И вовсе никакая это не дыра, — пробурчала она скорее по привычке, чем из желания спорить.
— Я отказываюсь обсуждать этот вопрос.
— А все потому, что ты не хочешь меня слушать!
— — Нет, не поэтому, — возразил он, наклоняясь к ней, — а потому, что мы уже обсудили эту тему вдоль и поперек, и мне она до смерти надоела. Я не позволю тебе подвергать себя постоянной опасности.
— Ты не вправе «позволять» или «не позволять» мне жить так, как я хочу.
— Не думаю, что ты настолько глупа, чтобы рисковать своей жизнью из желания мне досадить. — Он скрестил руки на груди и мрачно сжал губы. — Я хотел сделать, как лучше.
— И похитил меня, — с горечью заметила она.
— Если помнишь, сначала я предложил тебе пожить с моими родственниками. Ты отказалась.
— Я дорожу своей независимостью.
— Одиночество не значит независимость.
Виктория не нашлась, что возразить на это, и поэтому промолчала.
— Когда мы станем мужем и женой, — мягко продолжал Роберт, — я хочу, чтобы наш брак стал партнерством в самом прямом смысле слова. Я хотел бы советоваться с тобой по вопросам земельных владений и аренды. Мы бы вместе обсуждали, как воспитывать детей. Я никак не могу понять, почему ты вбила себе в голову, что любить меня — значит потерять себя.
Она отвернулась, чтобы он не заметил, как вспыхнули ее глаза.
— Когда-нибудь ты поймешь, что значит быть любимой. — Он устало вздохнул. — Я желаю только одного — чтобы это случилось как можно скорее.
Весь остаток пути до Уитстебла Виктория размышляла над его словами.
Они остановились перекусить в уютной гостинице с открытой верандой. Роберт окинул небо скептическим взглядом и промолвил:
— Похоже, дождь все же соберется, но не в ближайший час. Хочешь пообедать на свежем воздухе?
Она робко улыбнулась ему.
— Да, солнышко так ласково пригревает.
Роберт взял ее под руку и провел к маленькому столику с видом на залив. Он был настроен весьма оптимистично. Он чувствовал, что сумел подобрать ключик к ее сердцу во время их недавнего разговора в карете. Кажется, он нащупал верную нить разговора. Брак — это не плен, а партнерство. Да, именно так.
— Деревенька Уитстебл была знаменита своими устрицами еще со времен римлян, — сообщил он ей, когда они уселись за стол.
Виктория нервно теребила салфетку.
— Правда?
— Правда. Не понимаю, почему мы ни разу не были здесь семь лет назад. Она невесело усмехнулась.
— Мой отец никогда бы мне этого не позволил. От Белфилда до северного побережья Кента очень далеко.
— Скажи, ты когда-нибудь задумывалась 6 том, как сложилась бы наша жизнь, если бы семь лет назад мы с тобой поженились?
Она отвела глаза.
— — Я все время думаю об этом, — прошептала она.
