— Что мне делать? — громко спросила она у звезды. — Мне кажется, я люблю его. И всегда любила. Но ведь я и ненавижу его. Как такое может быть?
Звездочка сочувственно мерцала в ночи.
— Иногда я думаю, вот было бы хорошо, если бы кто-нибудь заботился обо мне и опекал меня, любил и защищал. Я так долго была одинока. У меня не было даже подруги. Но я ведь хочу сама решать, что мне делать, а Роберт не дает мне такой возможности. Я не думаю, что он делает это нарочно. Он просто иначе не может. И я чувствую себя такой слабой и беспомощной. Пока я была гувернанткой, я все время зависела от своих хозяев. Господи, как мне это надоело!
Она на мгновение умолкла и смахнула слезу со щеки.
— Скажи, все мои тревоги и сомнения — может, они рождены страхом? Может, я просто трусиха и до смерти боюсь еще раз попытать счастья?
Легкий ветерок повеял ей в лицо, и Виктория глубоко вдохнула свежий ночной воздух.
— Если я позволю ему любить меня, вдруг он снова разобьет мне сердце?
Ночное небо молчало.
— И если я позволю себе любить его, буду ли я по-прежнему свободна, как сейчас?
На этот раз звездочка ей подмигнула, но Виктория не поняла, что это означает. Она еще несколько минут постояла у окна, подставив разгоряченное лицо ласковому ночному ветерку. В конце концов усталость взяла свое, и она, не раздеваясь, улеглась в постель, совсем забыв о том, что все еще сжимает в руках ночную рубашку, которую ей подарил Роберт.
В это время Роберт неподвижно стоял у своего окна, обдумывая то, что сейчас услышал. Ночной ветерок донес до него слова Виктории, и хотя по природе своей он привык полагаться только на научные факты, теперь он готов был поверить, что какой-то добрый дух ниспослал ему этот ветер.
Наверное, это его мама. Или мама Виктории. Или обе они там, на небесах, вместе пытаются помочь своим детям вновь обрести счастье.
Он уже почти .потерял надежду, и вдруг случай преподнес ему подарок, который оказался для него дороже всех сокровищ мира: он смог заглянуть в сердце Виктории.
Роберт поднял глаза к небу и поблагодарил луну.
Утреннее пробуждение было похоже на кошмарный сон.
Виктория вылезла из постели, чувствуя себя совершенно разбитой. Прошедшая ночь измотала ее морально и физически, и она все никак не могла забыть нахлынувшие на нее чувства, когда Роберт начал ласкать ее.
Поплескав в лицо водой и оправив измятое платье, она робко постучала в его дверь. Ответа не последовало, но она все-таки заставила себя войти. Его вчерашняя вспышка ярости начисто отбила у нее всякую охоту искать, с ним встреч. Закусив губу, она распахнула дверь.
Зрелище, представшее ее глазам, испугало ее почти до потери сознания: на кровати Роберта мирно храпел Макдугал.
— Боже правый! — вымолвила она, предварительно издав удивленный крик. — Что вы здесь делаете? И где лорд Макклсфилд?
Макдугал поднялся с пола, куда он в испуге свалился от ее крика, и даже умудрился вежливо поклониться.
— Он занимается лошадьми.
— Мне казалось, это ваша обязанность.
Шотландец кивнул.
— Его светлость уж больно разборчив по части лошадей.
— Да, это верно, — согласилась Виктория, вспомнив то время, когда Роберт пытался — к сожалению, безуспешно — научить ее кататься верхом.
— Порой он и сам любит за ними поухаживать. Особенно, когда о чем-нибудь размышляет.
«Вероятно, мечтает о том, как бы выпороть меня за вчерашнее», — подумала Виктория. Она помолчала; потом спросила:
— Могу я узнать, что вы здесь делаете?
— Хозяин приказал, чтобы я проводил вас завтракать.
— Ах да, — промолвила она с горечью. — Я же пленница, а вы мой бдительный страж.
— Вообще-то он говорил, что к вам кто-то ночью приставал. Ну так вот он, значит, не хочет, чтобы вам боязно было — вы женщина, да одна, ну и всякое такое.
Виктория натянуто улыбнулась — упрек был заслуженным.
— Так мы идем или нет? Я умираю с голоду.
— Может, вам надобно вещи какие вниз снести, миледи?
Виктория хотела было возразить, что она не «миледи» и вообще ничья леди, но у нее уже не осталось никаких сил для пререканий. Роберт скорее всего уже сообщил слуге, что они с ней все равно что муж и жена.
