— Ты хочешь, чтобы я остановил экипаж?
— Ты все равно этого не сделаешь. Едва сдерживая гнев, Роберт трижды ударил кулаком в переднюю стенку кареты. Экипаж тут же остановился.
— Пожалуйста! — сказал Роберт. — Можешь идти на все четыре стороны.
Рот у Виктории открылся и снова закрылся, как у пойманной рыбы.
— Может, тебе помочь выйти? — Роберт пинком распахнул дверцу кареты, выпрыгнул наружу и протянул ей руку. — Я всегда готов тебе услужить.
— Роберт, я не думала…
— Ты не думала всю эту неделю, — отрезал он.
Если бы она смогла до него дотянуться, то отвесила бы ему пощечину.
Рядом с Робертом возникла физиономия Макдугала.
— Что-то не так, милорд? Мисс?
— Мисс Линдон выразила желание оставить нас, — пояснил Роберт.
— Прямо здесь?
— Да не здесь, дурак ты этакий, — выкрикнула Виктория. Но, заметив, что Макдугал обиженно надулся, неохотно добавила:
— Я имела в виду Роберта, а не вас.
— Так ты выходишь или нет? — холодно осведомился Роберт.
— Ты прекрасно знаешь, что нет. Все, что мне нужно от тебя — это чтобы ты отвез меня обратно в Лондон, а не бросал здесь, посреди… — Виктория обратилась к Макдугалу; — А кстати, где мы находимся?
— Неподалеку от Фэвершема, я думаю.
— Прекрасно, — сказал Роберт. — Остановимся там на ночь. Сегодня мы проделали большой путь, и нет нужды тащиться из последних сил к Рэмсгейту.
— Вот и ладно. — Макдугал помолчал, потом сказал, обращаясь к Виктории:
— Может, вам будет удобнее на скамейке, мисс Линдон?
Виктория ответила ему язвительной улыбкой.
— О нет, что вы, мистер Макдугал, мне вполне удобно и на полу. Мне нравится чувствовать под собой каждую кочку и выбоину этой треклятой дороги.
— Просто ей нравится строить из себя мученицу, — буркнул Роберт себе под нос.
— Я все слышала!
Роберт пропустил мимо ушей ее негодующий возглас, дал кое-какие указания Макдугалу, и кучер тут же исчез из виду. Затем Роберт поднялся в карету и захлопнул дверцу, по-прежнему не обращая никакого Внимания на Викторию, которая, надувшись, упорно продолжала сидеть на полу. В конце концов она первая нарушила молчание и спросила:
— А что нас ждет в Рэмсгейте?
— У меня там небольшой домик на побережье. Надеюсь, там нам удастся насладиться уединением.
Она презрительно фыркнула.
— Уединением? С тобой? Меня пугает сама мысль об этом.
— Виктория, ты начинаешь действовать мне на нервы.
— Вас не похитили, милорд, с чего бы вам нервничать?
Он насмешливо изогнул бровь.
— Знаешь, Виктория, мне начинает казаться, что ты получаешь удовольствие, пререкаясь со мной.
— По-моему, у тебя больное воображение, — буркнула она.
— Я не шучу, — продолжал он, задумчиво потирая подбородок. — Должно быть, это и в самом деле приятно — излить на кого-нибудь свою злость.
— Я имею полное право злиться на тебя, — проворчала она.
— Ну конечно, ты так думаешь.
Она придвинулась к нему с угрожающим видом — по крайней мере ей хотелось, чтобы это выглядело именно так.
— Я думаю только о том, что если бы у меня был пистолет, я бы тебя пристрелила.
— А я-то считал, что тебе больше по вкусу вилы.
— Мне по вкусу все, что может нанести тебе телесные повреждения.
— Не сомневаюсь в этом, — усмехнулся Роберт.
— Тебе наплевать, что я тебя ненавижу, да? Он шумно вздохнул.
— Позволь мне кое-что объяснить тебе, Виктория. Для меня главное — твоя безопасность. И если похитив тебя из этой дыры, которую ты упорно продолжаешь именовать своим домом, я буду вынужден несколько дней терпеть твою ненависть, что ж, так тому и быть,
— Несколько дней? Ха! Не больше одной ночи. Роберт ничего на это не сказал.
Сидя на полу кареты, Виктория тщетно пыталась собраться с мыслями. Слезы отчаяния навертывались на глаза, и она задышала часто и быстро, боясь расплакаться. Этого он от нее не дождется!
— Ты добился только одного… — выдавила она, не в силах удержаться от смеха — так смеется тот, кто вполне осознал свое поражение, — Только одного…
Он повернулся к ней и спросил:
— Может, ты все-таки встанешь с пола?
Она покачала головой.
— Я хотела всего лишь самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Неужели я просила о многом?
— Виктория…
— И ты добился только одного — ты отнял у меня все, — перебила она его, переходя на крик. — Все!
