— Кто-нибудь вернулся? — удивленно и испуганно спросила Поля.
— От одного такого человека я и иду.
— Кто он?
— Это неважно. Вы его не знаете.
— Но что он рассказывает?
Лия доверительно коснулась Полиной шали.
— Во-первых, это еще совершенно необжитые места. Глушь. Можно проехать сотни верст, и ни одного селения…
— А то, что рассказывают о горах, о реках, о рыбе? — недоумевала Поля.
— Все это, говорит он, может быть, и правда, но там ни пройти, ни проехать… Туда, говорит, привезли новехонькие машины, и как застряли они в грязи, так и не вытащили их оттуда…
— Что же там, топи такие?
— Не приведи бог…
— Не пойму, как там люди живут? — удивлялась, не веря, Поля.
— А лес, — торопилась рассказать Лия, — лес там вовсе не похож на наши леса, и зовут его не так, как у нас. Там это — тайга. И тянется она без конца без края на тысячи верст…
— Стало быть, правда, что рассказывают и о лесе, тамошнем богатстве, — перебила Поля.
— Да-а… Особенно богата тайга эта комарьем… От комаров нет спасенья.
— Но солнце, — не успокаивалась Поля, — правда ли, что солнце там греет одинаково и зимой и летом?
— Солнце? Солнце, говорит он, действительно могло бы греть круглый год. Да беда в том, что лето дождливое, а зимой дуют ветры, и такие морозы, каких у нас, на Украине, никогда не бывает — до пятидесяти градусов…
— До пятидесяти градусов!
— Вот вам и зима, и лето, и золотые горы… — закончила Лия, выразительно глянув на Полю.
Поля пожала плечами. Собралась уже уходить, но вдруг остановилась:
— Не правда ли, вы тогда не поверили тому, что рассказывал докладчик в очках, из Москвы?
— Я вам сразу же сказала…
— Ну вот… А я вашему знакомому не верю, совсем не верю… Передайте ему, пожалуйста, от моего имени, что он врет…
— Помилуйте, человек только что оттуда!
— Вот именно, потому что оттуда… А чего же вы хотели, — чтобы он хвалил те места? Ведь он же удрал!
— А почему он в самом деле удрал? От добра не бегут.
— Не каждый, — сказала Поля, — знает, где оно — добро…
Они помолчали. Видя, что Лия остается при своем мнении, Поля добавила примирительно:
— Возможно, что слова о золотых горах преувеличены. Но те, что рассказывают о сплошных топях, тоже выдумывают! Не так страшен черт, как его малюют… Знаете, что я вам скажу: надо побывать там самим, тогда незачем будет слушать всякие россказни…
Дома Лия долго не могла найти себе места. Работа валилась из рук. Она не знала, что и думать.
После долгих раздумий и колебаний Лия отправила сыну письмо. Это было длинное, подробное письмо, в котором она рассказывала сыну о болезни, от которой до сих пор не может оправиться, о своем одиночестве, и в последний раз просила его вернуться домой…
«Не может быть, — думала она, — чтобы теперь он не вернулся…»
Прошел месяц-другой. Ответа на письмо не было. Между тем вернулся Лемех Лемперт. В тот же день Лия отправилась к нему. Потом она долго не могла забыть, как ошеломил Лемперта ее приход. Он стал пятиться к стене, закрывая руками лицо, словно не верил своим глазам.
— Что случилось? — спросила Лия жену Лемеха. — Что с ним?
— «Шма Исроэл!»[1] — повторял Лемех. — Это вы Лия?
— А кто же еще? — ответила она. — Что с вами? Или я так изменилась? Не узнаете?
— Значит… стало быть, вы… Живы, стало быть? — все еще дрожа, пролепетал Лемех, осторожно шагнув ей навстречу.
Лия вспыхнула.
— А вам кто-нибудь разве говорил, что я…
— Ну, как же… Люди рассказывали… Приезжали и рассказывали…
— Кто приезжал? Кто рассказывал? — наступала Лия.
— Мало ли кто… Там, в Биробиджане…
— В Биробиджане?!
— Ну конечно! Сам слыхал… Чуть ли не полгода тому назад, вскоре после того, как я туда приехал…
— Но кто? Кто рассказывал?
— Не помню! Мало ли туда едет народу…
Когда оба пришли в себя, Лия, замирая от страха, спросила о сыне. Ей очень не хотелось говорить об этом с Лемехом, но что делать, — он был единственным, кто мог ей что-нибудь рассказать.
Да, отвечал Лемех, он видел его, сразу же по приезде. Как он выглядит? Вырос за это время чуть ли не на голову, плечи раздались вширь — настоящий гвардеец! Уважают его в Биробиджане, даже сказать невозможно, как! Назначили начальником какого-то строительства. Шагает в резиновых сапогах по болотам, всем и каждому показывает: вот тут будет театр, тут школа, а там — горсовет… Ни о чем другом, кроме строительства, думать не хочет и радуется так, как будто все это он уже сам построил…
