— Франц, Франц! Я здесь…
Все многозначительно переглянулись. Молодой человек покраснел, растерянный и смущенный, отдернул руку, обнимавшую Марию, и, не поднимая глаз, пошел прочь нетвердой походкой. Наткнулся на Наско, иронически посмотрел на повисшую у него на руке Жозефину и процедил сквозь зубы:
— Видел? И тебя то же ожидает. Хотела со мной ехать, говорила, жить без меня не может, с собой покончит… К черту! — и быстро пошел прочь.
В ту же минуту послышался крик Марии. Наговорившись с Францем, она вдруг почувствовала, что ее румын исчез. Забыв обо всем, она бросилась искать его по всему пароходу с криками и слезами. Несколько раз обежала палубу, но напрасно. Утопился ее герой, что ли?
Пароход уже готовился отчалить от пристани Монтевидео, когда Мария сошла на берег. У трапа ее ждал Франц. Она была бледна, в глазах стояли слезы. Увидев Франца, она бросилась в его объятия и громко разрыдалась. Наконец, он выпустил ее и повел с собой, a она даже не оглянулась. На лице ее уже появилась счастливая улыбка: завершился еще один эпизод в ее жизни…
Наступил последний день плавания.
В кают-компании было шумно. Оживление росло с каждой минутой. За столиками велись долгие разговоры; пассажиры обменивались впечатлениями от первого знакомства с американской землей, вспоминали прошлую жизнь, делились надеждами и планами. Даже болгары, собравшиеся в "своем" углу, уже не казались такими унылыми. Первое соприкосновение с Америкой встряхнуло их — что ж, не только они потянулись так далеко, вон сколько народу хлынуло в эту Америку!
К путникам подошел Сандо, худой сгорбленный молодой человек, и предложил:
— Одну партию в шестьдесят шесть на чарку ракии, а, ребята?
— Погоди. Сперва дай заработать, а потом уж будем думать, на что тратить, — ответил Пышо.
Сандо с размаху уселся на диван и причмокнул языком.
— А ракия здесь, братцы, такая, ровно огонь по жилам проходит.
— Тебе что, у тебя денег куры не клюют, — завистливо заметил Данчо. В Болгарии он оставил стариков-родителей, поверив какому-то родственнику, заманившему его в Америку, и отправился наживать богатство.
— Да знаешь, парень, кто такой Сандо? Мастер, сапожник, другого такого не сыщешь.
Данчо передернул плечами:
— Там видно будет… Смотрю я на тебя — тощий, как щепка.
— В Америке удача нужна, а не мускулы. Денежки и там на меня посыпятся. Моя сила — в умении. Сапожное дело золотое. А ты? Ты-то что будешь делать?
Сандо приподнялся и посмотрел на стол напротив: — Ну и красавица!
— Девка, что надо, да опоздал ты, она уже подцепила себе хахаля — стоящий мужик, не то что ты, — поддел его раздосадованный Данчо.
— Так она ж невеста, — удивился Пышо.
— Кто их разберет, — махнул рукой Петр. — Американские невесты! Письма пишут, фотографиями обмениваются — она в Европе, он в Америке. Бывает, и старый снимок пришлют, десятилетней давности, да что с того! Сватают их родственники или знакомые. Потом он присылает билет, и она спешит к нему. Как же — американкой заделается, в шелка оденется. А ежели на пароходе подвернется случай, так она норовит не упустить его: как-никак, еще неизвестно, что ее ждет впереди. Вон и та, хорватка тоже. Все они такие…
Пышо вздохнул.
— Как посмотрю, что делается вокруг, Лену из каюты выпускать не хочется.
— Экий ты, бай Пышо, — махнул рукой Сандо. — Тут, на пароходе, люди живут, как им нравится. — Он встал. — Так не хотите играть? И не надо. Пойду поищу места повеселее.
Пышо хотел было что-то сказать, но в это время к ним подбежала запыхавшаяся Жозефина.
— Нас-ко, Нас-ко! — смешно, по слогам позвала она Наско.
— Везет же этой скотине, — заметил Сандо и, пошатываясь, поплелся между столиками.
Всегда жизнерадостная, приветливо улыбавшаяся девушка сейчас была неузнаваемая ее удивительные глаза тревожно бегали по лицам, словно молили о помощи. Все ее существо выражало горе.
— Нас-ко, Нас-ко! — повторила Жозефина, чуть не плача.
— Понадобился тебе этот бездельник, — проворчал Пышо.
Петр встал.
— Прячется, плут. Попользовался и в кусты… — Он посмотрел на Лену, тихо выругался и схватил Жозефину за руку. — Идем искать твоего красавца!
