Полковник Новодранов… Я любил его как командира. По его приказу я готов был, как говорится, в огонь и в воду. Участник воздушных сражений в Испании, на финской, кавалер ордена Ленина, двух орденов Красного Знамени и других правительственных наград, он внушал мне величайшее уважение! Но я робел перед ним. Да и что я ему скажу, какие приведу доводы? Может, вернуться? Но тогда мне придётся покориться своей участи. Секунду помедлив, я стучусь в дверь кабинета полковника.
— Да, да. Войдите.
С трепетом вхожу. Ноги подкашиваются, в голове звенит от напряжения. Командир сидит за столом, уткнувшись в бумаги, и будто не замечает моего присутствия. Это дало мне время немного прийти в себя и сосредоточиться. Решаюсь на крайность. Расстегнул кобуру пистолета. Полковник поднял голову и строго спросил:
— В чём дело?
— Вот, — отвечаю и кладу на стол перед командиром пистолет. — Что угодно, только не в штаб и не в тыл…
Последние слова были произнесены почти шепотом. Выдохся. На большее меня не хватило. Горло схватили спазмы, и я замолчал.
Полковник пронизывающе посмотрел на меня — я выдержал его взгляд.
— Возьмите пистолет. Спрячьте.
Я положил молча пистолет в кобуру, застегнул.
— Идите!
Я повернулся, чтобы выйти.
— Пришлите ко мне комиссара.
Я остро почувствовал разрядку напряжения и с Проблеском какой-то надежды покинул штаб.
Вечером заходит к нам в комнату комиссар Соломко и рассказывает о своём разговоре с командиром. Новодранов сказал ему: «Вон там стоит самолет, оставленный частью, которая до нас здесь располагалась. Эта „восьмёрка“ [7] исправна, но на ней почему-то никто не может взлететь. Так вот и отдайте её Швецу. Сможет поднять в воздух — хорошо. Не сможет — спишем машину. А заодно и летчика».
Каково решение! Но я сразу почувствовал прилив хорошего настроения. Значит, остаюсь и буду летать. Это главное. Я готов был расцеловать всех друзей и воскликнул радостно:
— Согласен, товарищ комиссар! Даже на списание.
— Ерунда, — сказал подчеркнуто Краснухин, — так он и согласится списать тебя вместе с экипажем. Понимать надо!
Я, конечно, понимал. Ой, как понимал! Теперь всё будет зависеть только от меня. Только бы оправдать доверие. Последнее, может быть. Наступал решающий перелом в моей судьбе.
Экипаж нашего самолета был утвержден в таком составе: командир экипажа — я; штурман — капитан Рогозин Георгий Михайлович, участник финской кампании, кавалер ордена Красной Звезды; стрелок-радист — Вася Максимов, девятнадцатилетний паренек: стрелок — сержант Михаил Куркоткин.
Рогозин и Максимов были раньше в составе экипажа летчика Володина. В августе 1941 года во время боевого полёта над целью их сбили, оба мотора вышли из строя. Володин направил самолет на крупные деревья, чтобы разбиться и не попасть в руки фашистов живыми: Но получилось так, что деревья, обрезав оба крыла, смягчили удар и экипаж остался жив.
Пока к месту падения прибыли гитлеровцы, партизаны унесли и надёжно спрятали экипаж.
Володин пострадал больше всех — сломал ногу. У партизан он подлечился и остался воевать в знаменитом соединении Федорова.
Штурман его Рогозин при падении крепко ударился лицом, вывихнул ногу. Вася Максимов пострадал меньше всех. Он решил пробираться к своим. Рогозин не хотел отставать и, хотя нога еще побаливала, твёрдо решил следовать к своим.
Тщательно был разработан план, маршрут, изучены названия деревень и сел, через которые пройдёт их путь. Заготовлены соответствующие документы, и 21 сентября они покинули отряд партизан. Все — в крестьянской поношенной одежде. Покидая отряд, Вася дал слово партизанам: быть в родном полку к обеду 7 ноября.
Их было шесть человек. Разбившись попарно, они разошлись в разные стороны.
С большими мытарствами добирались в свою часть Максимов и Рогозин. Вася, как и обещал, прибыл точно «по заказу» — 7 ноября, к обеду.
Тяжелее было добираться Рогозину. Нога часто вы — водила его из строя. По нескольку дней приходилось отсиживаться в деревнях, что было небезопасно. В полк прибыл он уже в начале января 1942 года. Давала себя знать натруженная, распухшая нога, но Рогозин скрыл это от всех и получил назначение штурманом в мой экипаж, а через несколько дней мы уже вылетели на боевое задание.
