Под крыльями — ночь - страница 20

Шрифт
Интервал

стр.

Полёт предстоял строем, звеном. Ведущий — командир звена Краснухин. Ведомый слева — Псарев, справа — я. Бомбы сбрасываем, ориентируясь по ведущему.

Перед взлётом — напряжение до озноба, но взлетели, собрались в строй, и всё встало на свои места. На миг я забылся, представил себе, что веду самолет в мирном небе, но длилось это очень недолго. Нам предстояло поразить цель.

Бомбить должны были железнодорожную станцию Гжатск. Летели под облаками, но перед самой целью облака кончились. Вот уже виден городок Гжатск. Впереди пересекающимся курсом очень близко прошел немецкий истребитель ME-109. Я его видел впервые. Штурман Рогозин возился с прицелом, но, заметив истребитель, бросился к носовому пулемету и открыл огонь. Открыл огонь и Вася с турельного пулемета. Ударили по врагу огненными трассами и другие самолеты. Показался второй истребитель. Он прошел тем же курсом, что и первый, и по нему тоже стреляли. Всё это было для меня ново, но я следил за своим ведущим, повторял все его маневры.

Ведущий не дрогнул. Это успокоило меня. Но на всякий случай я сократил дистанцию — буквально «прилип» к нему.

Истребители больше не показывались. Мы приближались к цели. Заговорила зенитная артиллерия противника. В воздух полетели разноцветные «бусы» — мелкокалиберная артиллерия стреляла трассирующими снарядами, ведь мы летели на малой высоте, всего 800 метров. Нас всё плотней окружали комки дыма, похожие на головки одуванчиков. Вот и цель. Бомбы сброшены, мы разворачиваемся плотным строем и уходим.

По-прежнему бьют зенитки. Кругом рвутся снаряды. Страшновато, в груди холодеет, но впереди уверенно скользит самолет Краснухина и хладнокровие друга ободряет меня. Не знаю, как бы я себя чувствовал и как держался, будь в этой обстановке один.

Цель позади. Опасность миновала, и я почувствовал себя другим человеком. Появилась уверенность в своих силах и, самое главное, произошла разрядка того огромного нервного напряжения, в котором я находился многие дни и недели.

Мне не терпелось услышать мнение Саши, и едва мы ступили на заснеженное поле аэродрома, я спросил:

— Ну, как?

— Плохо, — ответил Саша.

Я сник.

— Ну что вы, ей-богу, прилипли ко мне оба, как на параде. При встрече с истребителями плотный строй — плотный огонь, это правильно, а когда бьют зенитки, идти плотным строем уже ни к чему: одним снарядом могут поразить всех. — Саша помолчал и добавил: — А в общем, молодцы. Получилось неплохо, цель поражена. А тебя, Степан, поздравляю. Зенитчики били, должен сказать, очень крепко, так что ты получил настоящее боевое крещение.

Я был счастлив. Хотелось петь или кричать что-то восторженное. И еще я был горд тем, что в этот первый бой меня вёл мой лучший друг Саша Краснухин. Для нашей дружбы это было символично.

Итак, я добился своего. Я — боевой летчик, теперь только бы не подкачать. Взволнованный до глубины души, я сразу же после полёта поделился своей радостью в письме к семье, которая находилась в эвакуации в Челябинской области. А вскоре боевые вылеты стали для меня буднями.

Полёты строем практиковались не часто из-за низкой облачности, и уже на следующий день на ту же цель самолеты летели в одиночку. Противник тоже не дремал. Несколько наших налётов на Гжатск заставили его усилить оборону. На третий или четвертый день при подлёте к цели мы встретили мощный заградительный огонь. Ложась на боевой курс, я увидел дыру на правом крыле, затем снаряд разорвался в хвосте. После сбрасывания бомб последовало еще два попадания — в кабину штурмана и в кабину стрелков.

Наши штурманы для удобства работы отказались от парашютов, подвешенных на груди, и носили их сзади, как летчики. Снаряд разорвался у Рогозина под сиденьем, и все осколки застряли в парашюте, а один угодил в правую педаль ножного управления; педаль не пробило, по сильно выгнуло в мою сторону и тем самым «осушило» мне ногу. Нога одеревенела, и я долго не мог понять, цела ли она вообще.

В кабине стрелков имеется броневой фартук, но ноги почти до колен не защищены, и у обоих стрелков осколками оборвало унты и штанины комбинезонов, сами же они не получили ни царапины. В таком состоянии мы вышли из боя.


стр.

Похожие книги